Греция и завоевания Александра Македонского

ХРЕСТОМАТИЯ ПО ИСТОРИИ ДРЕВНЕГО МИРА

ТОМ 2. ГРЕЦИЯ И ЭЛЛИНИЗМ
ГРЕЦИЯ И ЗАВОЕВАНИЯ АЛЕКСАНДРА МАКЕДОНСКОГО
В IV в. до н. э. рабовладельческое общество древней Греции переживало кризис в рамках города – государства (полиса), усиленный опустошением ряда местностей но время Пелопоннесской войны. Разорилось много мелких и средних рабовладельцев. За их счет вырастали крупные владения богачей, в которых в больших размерах применялся труд рабов. Спекуляция земельными участками разорившегося населения оказалась выгодным делом. Яркий пример «деятельности» такого спекулянта дает Ксенофонт в своем «Домострое» (№ 116). «Любитель земледелия», как он его называет, покупал запущенные участки, улучшал их и перепродавал. Занятие свое он унаследовал от отца и преуспевал в нем. Отрывок указывает на большое количество запущенных земель в это время. Этот отрывок имеет отношение и к торговле, а именно – к спекуляции хлебом. О последней специально рассказывает № 114, содержащий речь Лисия против хлебных торговцев, спекулировавших в Афинах привозным припонтийским хлебом. Увеличение количества бедного городского населения за счет разорившихся земледельцев, забросивших земледелие, повышало и без того высокую потребность греческих полисов в привозном хлебе. Этим пользовались хлебные торговцы, несмотря на суровые наказания, которыми угрожал им полис. Торговля и ремесленная промышленность, развиваясь на основе рабского труда, перерастали границы города – государства (полиса). Примером больших рабских мастерских по масштабам того времени могут служить мастерские отца оратора Демосфена в Афинах {№ 113). Из этого же документа мы узнаем о наличии больших движимых имуществ и о больших ростовщических капиталах у афинских богачей. Интересен для понимания экономики рабовладельческого полиса трактат Ксенофонта «О доходах города Афин» (большую часть его содержит № 115). Огромные размеры аксплоатации рабов в серебряных рудниках Аттики кажутся Ксенофонту недостаточными, и он рекомендует, кроме частных рабов, увеличить число государственных рабов, доведя его до соотношения 3:1 – на одного свободного афинянина должно было быть по три государственных раба. Этот документ отмечает и экономические затруднения Афин в IV в., которые Ксенофонт хочет преодолеть увеличением количества и усилением эксплоатации рабов.
Интересно свидетельство Ксенофонта о фактической ограниченности применения накопленных средств в условиях рабовладельческого хозяйства и превращения части их в «сокровище», которое хозяин закапывал в землю. Отмечается также потребительский характер использования значительной части средств, что также характерно для общего низкого уровня экономики рабовладельческого полиса. На материале этого трактата можно нарисовать яркий образ рабовладельца – Ксенофонта, деловито рассуждающего о клеймении рабов, о мерах сохранения поголовья рабов и т. п. В то же время массы обезземеленных крестьян не могли получить работы и превращались в люмпен – пролетариев. Прослойка горожан среднего достатка почти совсем исчезла. Увеличение числа рабов, в том числе из военнопленных греков, жителей побежденных полисов и огромная масса свободных бедняков привели к обострению классовой борьбы.
Побежденная Спарта также переживала острый кризис в связи с быстрым разложением отсталых социально – экономических отношений и массового разорения спартиатов. Уже в конце Пелопоннесской войны в Спарте появились золотые и серебряные деньги (№ 117). Драматический рассказ о заговоре Кинадона, замышлявшего, опираясь на илотов, периеков и разорившихся неполноправных граждан, свергнуть власть спартанской олигархии, испуг последней и быстрая расправа с заговорщиками, выданными предателем, рисует нам всю остроту положения, создавшегося в Спарте (№ 118). Знаменательна характеристика, которую предатель дал всем заговорщикам и недовольным: «Где только среди этих людей заходит речь о спартиатах, никто не может скрыть, что с радостью пожрал бы их, даже живьем».
Обострение социальных противоречий приводило к частым междоусобным войнам между полисами. В условиях рабовладельческого общества и постоянных войн в IV в. до н. э. разоренные массы населения находили выход из своего бедственного положения, поступая наемниками в армию. Наемники нанимались к тому, кто больше платил, в том числе и к персидскому царю и его сатрапам. О тяжелом положении в Греции и о развитии наемничества рассказывают документы №103 и 110. События в Сиракузах (на о. Сицилии), о которых сообщает № 112, типичны для междоусобной борьбы между имущими и неимущими гражданами, которая усложнена участием наемников. Используя силы наемников, утвердился в Сиракузах предприимчивый тиран Дионисий. Подобного рода тирании, которые осуществлялись путем захвата власти командирами наемных отрядов, были обычны в Греции IV в. до н. э. Междоусобную борьбу в Греции поддерживала в своих интересах персидская деспотия.
Вскоре после окончания Пелопоннесской войны в Афинах была восстановлена демократия (№ 120). Персия, недавно оказавшая помощь Спарте против Афин, теперь была заинтересована в ослаблении усилившейся Спарты. Персидский флот под командованием афинянина Конона разгромил флот спартанцев и уничтожил спартанскую гегемонию на море (№ 122). Следует обратить внимание на недальновидную эгоистическую политику Спарты, стремившейся не допустить восстановления Афинского морского союза, и учет этой политики ослабевшей персидской монархией, правительство которой использовало внутри – греческие раздоры для дипломатического нажима и заключения выгодного для Персии Анталкидова мира (№ 123). Непрочность его иллюстрируется № 124 – 120, которые сообщают о создании второго Афинского морского союза, о возвышении Фив и о полном поражении Спарты под ударами войск Эпаминонда.
Персия в IV в. до н. э. постепенно ослабевала, и среди части греческих рабовладельцев зарождается мысль о необходимости завоевания Персии для эксплоатации ее обширных территорий, как средства, при помощи которого можно будет выйти из кризиса, постигшего греческие государства. Для достижения этой цели можно было использовать массы опасных для богатых рабовладельцев воинов – наемников. Ярким выразителем этих настроений был Исократ, призывавший греков к походу в Азию еще в 380 г. до н. э. (№ 111 и 127). Однако для завоевания Персии необходимо было общегреческое объединение. Но объединиться греки так и не смогли. Положение древнегреческого рабовладельческого общества оставалось тяжелым.
«Там, где рабство является господствующей формой производства, там труд становится рабской деятельностью, т. е. чем – то бесчестящим свободных людей. Благодаря этому закрывается выход из подобного способа производства, в то время как, с другой стороны, требуется устранение его, ибо для развития производства рабство является помехой. Всякое покоящееся на рабстве производство и всякое основывающееся на нем общество гибнут от этого противоречия. Разрешение его дается в большинстве случаев насильственным покорением гибнущего общества другими, более сильными (Греция была покорена Македонией, а позже Римом). До тех пер, пока эти последние, в свою очередь, покоятся на рабском труде, происходит лишь перемещение центра, и весь процесс повторяется на высшей ступени …» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XIV, стр. 450).
Документ № 129 сообщает важные данные о причинах, облегчивших Филиппу II Македонскому завоевание Греции. В договоре, заключенном на Коринфском конгрессе, Филипп гарантировал греческим рабовладельцам охрану их имущества, запретил переделы земли, запретил отменять долги, отпускать рабов на свободу теми, кто стремился к переворотам, и т. п. Сильная власть Филиппа укрепляла рабовладельческий строй в Греции и обеспечивала рабовладельцам владение и приумножение имуществ в таких размерах, в которых это не могли сделать греческие города – государства.
Объединенные Македония и Греция доставили преемнику Филиппа Александру Македонскому необходимые ресурсы для завоевания Персии. Готовя тему о походах Александра, следует вспомнить № 127, содержащий отрывок из торжественной речи (панегирика) Исократа.
Последние документы раздела (№ 130 – 133) рассказывают о походе Александра Македонского. Описание битв служит наглядной иллюстрацией характера греко – македонской и персидской армий, их вооружение, построение и боевые приемы. Особое внимание следует обратить на № 132 – «Восстание Спитамена». Следует подчеркнуть, что наиболее сильное сопротивление Александр Македонский встретил со стороны свободолюбивых племен, населявших в древности юг нашей родины (территорию Таджикской и Узбекской ССР). Этот отрывок следует использовать и при проработке темы до древней истории СССР.
№ 109. ПОЛОЖЕНИЕ В ГРЕЦИИ В IV в. до н. э.
(Исократ, Панегирик, 115 – 117)
Исократ (436 – 338) – афинский учитель красноречия, публицист. Составляя речи, он много заботился о красоте стиля. В своей деятельности Исократ выражал интересы зажиточных рабовладельцев. В панегирике Афинам, написанном в 480 г. до н. э., оратор призывает эллинов объединиться под гегемонией Афин.Описывая бедствия своего времени, он указывает на необходимость завоевания Персии. Впоследствии Исократ своими речами содействовал объединению греков под властью македонского царя Филиппа, которому рекомендовал использовать объединенные греко – македонские силы для похода в Малую Азию.
… Морские разбойники хозяйничают на море, наемники захватывают города , а граждане, вместо того, чтсбы воевать с другими за свою страну, сражаются между собой внутри своих городских стен… вследствие частых перемен управления жители городов находятся в более смутном настроении, чем наказанные изгнанием, так как первые непрестанно боятся за свое будущее, а последние утешаются надеждами на возвращение. И все так далеки от свободы и политической самостоятельности, что одни государства находятся под властью тиранов, другими владеют гармосты , некоторые разорены, над другими господами стали варвары .
Пер. В. С. Соколова.
№ 110. УСЛОВИЯ СЛУЖБЫ ГРЕЧЕСКИХ НАЕМНИКОВ У КИРА МЛАДШЕГО
(Ксенофонт, Анабасис, I, 3, /18, 21)
В 401 г. до н. э. Кир Младший, оспаривавший власть у своего старшего брата персидского царя Артаксеркса II, выступил в поход по направлению к Вавилону, включив в состав своего войска 13 000 греческих наемников, нанятых для него гармостом Византия Клеархом. О цели похода грекам было неизвестно. Через полгода, когда войско Кира подошло к морю в Киликии, греки стали отказываться от дальнейшего участия в походе. Но командиры греков, главным образом Клеарх, лично заинтересованные в службе у Кира, старались убедить их продолжать следовать за Киром. На сходке один из наемников высказал такое мнение:
«Предлагаю направить к Киру вместе с Клеархом подходящих людей, чтобы спросить у него, как он предполагает использовать нас. Если он задумал поход, подобный тому, при котором он уже раньше пользовался греческими наемниками, то нам за ним следовать и служить ему не хуже тех, которые ходили с ним прежде. Если же его предприятие теперь более значительное и более трудное и опасное, то потребовать от него, чтобы он, если хочет вести нас дальше, договорился бы с нами [о новых условиях] или, прислушавшись к нам, дружески отпустил бы нас» …
Это предложение было принято, и к Киру были направлены доверенные лица… Кир обещал платить всем наемникам в полтора раза больше того, что они получали до этого, именно: вместо одного дарика – по три полударика в месяц; но о том, что он ведет их против царя, никто не слыхал, во всяком случае, определенно этого сказано не было.
Пер. В. С. Соколова.

№ 111. ОБ ОТСТУПЛЕНИИ ИЗ ПЕРСИИ ОТРЯДА ГРЕЧЕСКИХ НАЕМНИКОВ ПОД НАЧАЛЬСТВОМ КСЕНОФОНТА
(Исократ, Панегирик, 145 – 149)
Греки, наемники Кира, одержали победу над армией царя Артаксеркса II в битве при Кунаксе, недалеко от Вавилона, но сам Кир был убит. Поредевший в битве с врагами отряд греческих наемников после этого вернулся домой в греческие владения, несмотря на усилия Артаксеркса его уничтожить. Отступление «10000 греков» описано Ксенофонтом в известном сочинении «Анабасис». Отступление показало, как ослабели силы Персии за истекшее столетие, на что и указывает Исократ.
… Ни отборного войска, сопровождающего царя, ни мужества персов не следует бояться, так как греками, ходившими в поход с Киром, ясно разоблачено, что они нисколько не лучше персидского военно – морского флота. Другие битвы, в которых персы потерпели поражение, я оставляю в стороне и допускаю, что они протестовали и не имели желания бороться с братом царя, т. е. с Киром, но когда, по смерти Кира, сошлись вместе все жители Азии, то в этих благоприятных условиях они так позорно воевали, что никому не дали никакого основания восхвалять мужество персов. Столкнувшись с 6 000 греков , взятыми в поход не за храбрость, но вследствие тяжелого положения изгнанников, которым нельзя жить в своем отечестве, не знакомыми со страною, лишенными союзников, преданными соратниками, потерявшими полководца, за которым они следовали, персы оказались настолько слабее их, что царь, попав в затруднительное положение и не полагаясь на свое войско, решился, нарушив договор, схватить военачальников наемного греческого войска, чтобы этим преступным деянием привести его в замешательство, и предпочел погрешить пред богами, чем открыто сразиться с греками . Обманувшись в результате этого коварного умысла, так как греческие воины оставались твердыми и мужественно переносили несчастье, царь послал с ними при их отступлении Тиссаферна со всадниками. Но, несмотря на коварные действия последних во время всего пути, греки прошли так, как если бы их заботливо провожали, более всего страшась пустынной части страны и считая, наоборот, величайшим для себя благополучием как можно больше встречаться с неприятелями. Главная суть сказанного в том, что греки, придя не для грабежа и не захватив даже ни одной деревни, к тому же приняв участие в походе против самого царя, возвратились на родину безопаснее, чем ходившие к царю послы с предложением дружбы. Этим, мне думается, безусловно доказана слабость персов: они проиграли много сражений и в приморской Азии и, переправившись в Европу, потерпели полное поражение, или трусливо погибнув, или позорно обратившись в бегство, наконец, и под самыми стенами царского дворца они стали предметом всеобщего посмеяния…
Пер. В. С. Соколова.
№ 112. БОРЬБА ДИОНИСИЯ ЗА УТВЕРЖДЕНИЕ СВОЕЙ ТИРАНИИ В СИРАКУЗАХ
(Диодор, XIV, 7 (1 – 7), 8 (1 – 4, 6), 9 (1 – 8)
В конце V в. до н. э. командир наемников Дионисий захватил власть в Сиракузах, свергнув местную олигархию. Предлагаемый отрывок рассказывает о борьбе Дионисия за власть в первые годы сноей тирании. Социальная опора Дионисия и методы его борьбы типичны для позднегреческих тиранов, опиравшихся на отряды наемников.
Тиран сиракузский Дионисий , заключив мир с карфагенянами , обратил все свое внимание на укрепление своей власти. Он предполагал, что сиракузяне, избавившись от войны, всецело отдадутся делу восстановления свободы. Подметив, что часть города, называемая Остров , является лучше всего защищенной и что ее легко охранять гарнизоном, он отделил ее от всего остального города громадной стеной и воздвиг на ней высокие и крепкие башни, а перед ней построил амбары для товаров и портики, где могло бы поместиться большое количество народа. Внутри этой части города он построил сильно защищенную крепость на случай, если внезапно понадобится безопаснее убежище, и охватил ее стеной стоянку кораблей в так называемой Лаккийской малой гавани. В этой гавани, вмешавшей в себе до шестидесяти кораблей, были запиравшиеся ворота, через которые могло проходить только по одному кораблю. Он отобрал лучшую часть земли и наделил ею своих друзей и лиц, поставленных во главе управления; всю же остальную землю он поделил равными долями между гражданами и чужеземным населением города, включая в число граждан также и отпущенных на волю рабов, которым он дал наименование неополитов (т. е. новых граждан). Он роздал народу также и дома, кроме находящихся в Острове, эти он предоставил своим друзьям и наемникам в дар за их службу. Когда он счел, что уже достаточно укрепил свою власть, он вывел свое войско против сицилийцев, торопясь подчинить своей власти всех, пользовавшихся до этого времени автономией, особенно же тех, которые были раньше союзниками карфагенян. Подступив к городу эрбессинов, он стал готовить все необходимое для осады. Призванные в его войско сиракузяне, как только почувствовали оружие в своих руках, стали собираться между собой и упрекать друг друга за то, что не поддержали всадников в их попытке свергнуть тирана. Случилось так, что военачальник, поставленный Дионисием во главе войска, грубо обошелся с одним воином, открыто высказавшим свое мнение, а когда тот ему дерзко ответил, бросился на него, готовясь его избить. Возмущенные этим фактом воины убили своего командира, по имени Дориха, и, подняв шум, стали призывать для борьбы за свободу граждан и всадников из крепости Этны, которые в начале правления тирана бежали из города и жили в этом укрепленном поселении.
Дионисий, испугавшись этого восстания сиракузян, прервал осаду и повел свое войско к Сиракузам, чтобы возможно скорее захватить этот город. Когда он обратился таким образом в бегство, товарищи избрали своими командирами тех воинов, которые убили Дориха, и, объединившись со всадниками из крепости Этны, выступили против тирана, остановили его у так называемых Эпипол и отрезали ему выход в страну. Тотчас же ими были отправлены посольства в Мессану и Регий с просьбой, чтобы эти города выступили на море для совместной с ними борьбы за свободу. А эти города могли снарядить не менее восьмидесяти триер. Именно столько и предоставили эти города сиракузянам, откликнувшись на призыв к общей борьбе за свободу. За голову тирана была назначена большая сумма денег в награду, а чужеземцам, которые к ним присоединятся для общей борьбы, сиракузяне обещали дать права гражданства. Они соорудили также и такие машины, которыми можно было разбивать и разрушать стены, и ежедневно стали штурмовать Остров; чужеземцев, переходивших на их сторону, они принимали весьма радушно. Дионисий же, будучи отрезан от связи со страной и покинут наемниками, обратился к своим друзьям за советом по поводу сложившихся обстоятельств. У него оставалось так мало надежд удержать свою власть, что он думал не столько о том, как усмирить сиракузян, сколько о том, какой избрать вид смерти, чтобы конец его власти не был связан с величайшим для него позором…
(Дионисий принял совет своего друга Филиста, попытаться всеми силами удержать власть.)
… Итак, он отправил послов к восставшим и просил их дать ему возможность вывести из города всех своих людей. Одновременно он тайно снесся с кампанцами, обещая им какую они захотят плату за помощь довести до конца осаду Сиракуз.
При таких – то обстоятельствах сиракузяне дали тирану возможность отплыть со своими людьми на пяти кораблях, а сами стали менее бдительны и отпустили всадников, помощь которых была в осажденном городе не нужна, после чего разошлась по стране и большая часть пехоты, словно бы тирания была уже уничтожена. Между тем кампанцы, заинтересовавшись щедрыми обещаниями Дионисия, выступили в поход и прежде всего появились перед городом Агирием . Оставив свой обоз в этом городе у его правителя, они с легким вооружением двинулись на Сиракузы в составе тысячи двухсот всадников. Быстро совершив переход, они неожиданно предстали перед сиракузянами и, перебив многих из них, силой пробились в лагерь Дионисия. В то же самое время подплыли на помощь тирану триста наемников, так что к нему снова вернулась надежда на победу. А среди сиракузян, когда они увидели, что тирания снова усилилась, начались распри: одни были за то, чтобы остаться на местах и выдерживать осаду, другие предлагали распустить войско и покинуть город. Дионисий, узнав об этом, вывел свое войско против них и, застигнув их врасплох, с легкостью разбил их у Неаполя , так называемого Нового города. Но убитых было немного: Дионисий объезжал на коне ряды войска и запрещал избивать обратившихся в бегство. Сиракузяне при этом рассеялись по всей стране, но в скором времени опять собрались вокруг всадников численностью свыше семи тысяч человек. Дионисий, предав погребению убитых сиракузян, отправил послов в крепость Этну, прося беглецов прекратить вражду и вернуться в родной город, и обещая не злопамятствовать.
Некоторые из беглецов, оставившие в городе своих жен и детей, были вынуждены принять эти предложения, остальные же, несмотря на то, что послы восхваляли перед ними благодеяния Дионисия, выразившиеся в погребении павших в бою граждан, говорили, что считают его самого достойным такого же благодеяния и молят богов, чтобы такая судьба выпала ему как можно скорее. Таким образом, они не поддавались никаким его уговорам и оставались в крепости Этне, выжидая случая с ним расправиться. Дионисий же с вернувшимися к нему беглецами обходился гуманно, надеясь этим склонить и остальных к возвращению в родной город.
Пер. В. С. Соколова.
№ 113. БОЛЬШИЕ РАБСКИЕ МАСТЕРСКИЕ ОТЦА ОРАТОРА ДЕМОСФЕНА В АФИНАХ
(Демосфен, XXVII, 4 – 5, 9 – 11)
Демосфен (384 – 322) – величайший афинский политический оратор. Демосфен в речи против своего опекуна Афоба, расхитившего его наследство, приводит интересные данные о развитии рабовладельческого производства в Афинах. Интересно упоминание о ростовщических «банках» – трапезах, о кредите и о размерах состояния отца Демосфена. Этот процесс Демосфен выиграл, но вернуть имущество ему так и не удалось.
«Мой отец, Демосфен, господа судьи, оставил состояние почти в 14 талантов, меня семилетним и сестру пятилетней, а кроме того, мать нашу, принесшую с собой в дом 50 мин. Посоветовавшись относительно нас, когда находился при смерти, все перечисленное он вручил вот этому Афобу и Демофонту, сыну Демона, людям, которые доводились ему племянниками – один сын брата, другой – сын сестры, кроме того, Фериппиду пеанийцу , по происхождению вовсе не родственнику, но зато бывшему его другом с детства. При этом последнему он дал из моего имущества 70 мин в пользование до того времени, пока я на докимасии не буду признан взрослым мужем, чтобы из страсти к деньгам он не распорядился слишком плохо чем – нибудь из моего имущества. Демофонту он отдал в замужество мою сестру, а тут же и 2 таланта – в полную собственность, самому же ему (т. е. Афобу) отдал в замужество нашу мать с приданым в 80 мин, предоставив ему жить в доме и пользоваться моей обстановкой…
Отец, господа судьи, оставил две мастерские, каждую с немалым производством, 32 или 33 оружейных мастера, стоящих по 5 и по 6 мин, других, стоящих не менее 3 мин и дававших в год 30 мин чистого дохода, еще кроватных мастеров числом 20, отданных ему в залог за 40 мин и приносивших 12 мин чистого дохода, кроме того, серебра около таланта, отданного в ссуду из расчета одной драхмы , так что за год получалось процентов более 7 мин. И когда он оставил это имущество, оно приносило именно такой доход, как это подтвердят и сами они. Это составляет основного капитала 4 таланта и 5 000 драхм, а процентов с них 50 мин ежегодно. Кроме того, слоновой кости и железа, пущенного в обработку, и дерева кроватного ценностью до 80 мин, чернильного ореха и меди было закуплено на 70 мин; затем дом стоимостью в 3000 драхм, движимости, кубков, золота и платьев, нарядов матери, всего в общем ценностью до 10 тысяч драхм, серебра в доме 80 мин. И это все он оставил в доме, а в морских предприятиях 70 мин, отданных в ссуду Ксуфу, 2 400 драхм в трапезе у Пасиона, 600 в трапезе у Пилада, 1 600 у Демомела, сына Демона, денег, розданных в долг разным лицам по 200 и по 300 драхм – в общем около таланта. И эти деньги в итоге составляют опять – таки более 8 талантов и 50 мин. Всего же, если исследуете, найдете до 14 талантов.
«Древний мир в памятниках его письменности», ч. 2, № 115.
№ 114. СПЕКУЛЯЦИЯ ХЛЕБНЫХ ТОРГОВЦЕВ В АФИНАХ
(Лисий, XXII, 5 – 8, 12, 14 – 16, 20)
Лисий (около 459 – 380 гг.) – богатый афинский метек родом из Сицилии. За приверженность к афинской демократии во время «тирании тридцати» лишился своего имущества. После восстановления демократии занялся составлением судебных речей и прославился как крупнейший судебный писатель.
В «Речи против хлебных торговцев» он рисует яркую картину торговли припонтийским хлебом в Афинах. Мелкие торговцы из метеков купили на более выгодных для себя условиях хлеб у оптового купца. При этом они превысили законную норму закупок. Это каралось по закону. Такие дела предварительно рассматривались в совете 500, а затем передавались в суд присяжных – гелиею. Речь написана Лисием для одного из членов совета 500, выступившего обвинителем.
… Прежде всего взойдите сюда! Скажи ты мне: ты – метек? – Да. – А живя на правах метека, собираешься ли ты повиноваться законам нашего государства, или хочешь делать, что вздумается? – Думаю повиноваться. – Так, не считаешь ли ты себя заслуживающим смертной казни, если ты сделал что – нибудь противозаконное, за что полагается смертная казнь?. – Да. – Так ответь мне: сознаешься ли ты, что скупил хлеб в количестве более пятидесяти формов , дозволяемых законом? – Я скупил по приказанию должностных лиц .
Итак, господа судьи, если он докажет, что есть закон, повелевающий хлебным торговцам скупать хлеб, если приказывают власти, то оправдайте его; в противном случае, справедливость требует, чтоб вы осудили его: мы привели вам закон, воспрещающий кому бы то ни было в городе скупать хлеб в количестве более пятидесяти формов.
Итак, господа судьи, этого обвинения должно было бы быть достаточно, потому что он сознается в скупке, закон, как видите, воспрещает это, а вы дали присягу судить по законам. Но, чтобы убедить вас, что они и на должностных лиц клевещут, я должен сказать об этом поподробнее. Ввиду того, что, обвиняемые слагали вину на должностных лиц, мы обратились к последним и стали их допрашивать. Теперешние хлебные пристава заявили, что они об этом деле ничего не знают; Анит же сказал, что прошлою зимой, когда хлеб был дорог и они набавляли цену наперебой друг перед другом, ведя борьбу между собою, то он посоветовал им прекратить эту конкуренцию, руководясь тем, что вы, как покупающие у них, заинтересованы, чтобы они купили как можно дешевле: ведь они обязаны продавать, накидывая не больше обола… а между тем, иногда они в один и тот же день продавали на драхму дороже… Их интересы противоположны интересам других: они всегда больше наживаются тогда, когда, при известии о каком – нибудь государственном бедствии, продают хлеб по дорогим ценам. Ваши несчастия так приятно им видеть, что иногда о них они узнают раньше всех, а иногда и сами их сочиняют: то корабли наши в Понте погибли, то они захвачены спартанцами при выходе из Геллеспонта, то гавани находятся в блокаде, то перемирие будет нарушено. Государство уже давно поняло их мошенничество и злобу: в то время, как для наблюдения за продажей всех других товаров вы учредили рыночных смотрителей , для этой одной профессии отдельно вы выбираете хлебных приставов…
… Имейте в виду, что хлеботорговцы чаще всего подвергаются уголовному преследованию; но они имеют от нее барыша так много, что готовы лучше каждый день рисковать головой, чем отказаться от незаконной наживы, которую получают от вас…
Пер. С. И. Соболевского.
№ 115. ОБ УВЕЛИЧЕНИИ ДОХОДНОСТИ СЕРЕБРЯНЫХ РУДНИКОВ ЛАВРИОНА
(Ксенофонт, О доходах, IV, 1 – 13, 16 – 40, 49)
В небольшом сочинении «О доходах города Афин» практический делец Ксенофонт дает советы, как увеличить доходы рабовладельческого населения Аттики.
Если бы разработка серебряных рудников была поставлена правильно, то, я думаю, что, не считая других доходов, государство наше получало бы только с них достаточно большие суммы… Всем известно, что они разрабатываются очень давно, и никто не мог бы даже сказать, с какого именно времени. И хотя серебряная руда откапывается и вынимается из земли уже очень давно, посмотрите, какую ничтожную долю естественных, заключающих в себе серебро холмов представляют собой разрытые людьми котловины, причем совершенно очевидно, что сереброносные места не сокращаются в своем числе, а с течением времени открываются все новые. Когда на этих рудниках бывало даже наибольшее число рабочих, то все же никогда не бывало так, чтобы для кого – нибудь нехватило работы; ее всегда было больше, чем нужно для наличных рабочих. И в наше время никто из владеющих рабами в рудниках не уменьшает их числа, но всегда стремится приобрести новых и при том как можно больше. Когда в поисках руды копают землю немного народу, руду находят не всегда и в малом количестве, а когда за поиски принимается много народу, то серебряную руду находят в большом количестве и в разных местах, так что только в этой отрасли, насколько я знаю, никто не завидует тем, кто организует новые предприятия. В то время как владельцы земельных участков наперед знают, сколько требуется упряжек скота и рабочих рук для обработки их участка, и считают убыточным поставить их на работу в большем числе против того, какое нужно, на серебряных же рудниках, как все утверждают, всегда нехватает рабочих. Далее, если оказывается слишком много медников и медных изделий, медники разоряются, потому что их изделия становятся слишком дешевы. Точно так же и с мастерами железных изделий. И когда бывает собрано слишком много хлеба и вина, то и эти продукты становятся очень дешевы, и земледелие перестает быть выгодным, так что многие бросают обработку земли и начинают заниматься торговлей, как крупной, так и мелкой, или даже обращаются к ростовщичеству.
В серебряных же рудниках, наоборот, чем больше будет обнаружено серебряной руды, тем больше народу устремляется на эту работу. Ведь если у кого в доме имеется много хозяйственной утвари, то он не станет прикупать еще; серебра же никто не приобретал в таком большом количестве, чтобы не нуждаться в новом приобретении. И если даже у кого – нибудь его становится слишком много, то излишнее зарывают в землю, испытывая при этом не меньшее удовольствие, как когда пользуются им для себя.
В самом деле, когда государство процветает, люди сильно нуждаются в деньгах, потому что мужчины хотят тратить на красивое оружие, на хороших коней, на украшение своего дома и на домашнюю обстановку, а женщины стремятся к дорогостоящей одежде и к золотым украшениям, а когда дела государства идут плохо, вследствие ли неурожаев или по причине войны, то люди нуждаются в деньгах еще того больше: и на продовольствие, так как земля в таких случаях не обрабатывается, и на наемных воинов. Если кто – нибудь мне скажет, что золото так же полезно, как серебро, то я не буду возражать против этого, но только я знаю, что когда золота становится слишком много, само золото делается менее ценным, а серебро при этом делается более ценным .
Все это я изложил с той целью, чтобы мы не боялись отправлять на добычу серебра как можно больше народу и смело бы давали рабочим нужное оборудование в уверенности, что руда не иссякнет и серебро никогда не будет обесценено. Однако мне кажется, что государству нашему все это стало ясно еще раньше меня. Ведь оно допускает желающих из иностранцев работать на наших рудниках на равных в отношении податей правах с нашими гражданами.
… Теперь я постараюсь разъяснить, как выгоднее всего для государства организовать добычу серебра в наших рудниках… Удивление вызывает у нас то обстоятельство, что государство наше не подражает в этом частным лицам, хотя и хорошо знает, что многие из них обогащаются на этих предприятиях … И в наше время, как и прежде, много людей отдают внаем своих рабов для работы в рудниках … Новостью было бы только то, чтобы подобно частным лицам, которые, обладая рабами, обеспечили себе таким образом доход, и государство приобретало с той же целью общественных рабов с таким расчетом, чтобы их оказалось по три на каждого свободного афинянина. А насколько возможно осуществить на деле все то, о чем я говорю, об этом пусть рассудит каждый, кто хочет, сам. В самом деле, прежде всего ясно, что государству легче, чем частным лицам, собрать нужные для покупки рабов деньги; далее, совету легче и совершить самую покупку, потому что он может через глашатаев найти таких людей, которые захотят продать ему своих рабов. А когда рабы будут уже приобретены, то неужели их станут меньше брать внаймы у государства, чем у частных лиц, если условия найма будут одни и те же? Ведь берут же в аренду участки храмовой земли, святилища, дома, и берут же подати на откуп у государства . А чтобы общественные рабы были сохранны и не гибли в рудниках, государство должно брать поручительства от лиц, берущих рабов внаймы подобно тому, как берет с откупщиков податей. К тому же, откупщику легче совершить беззаконие, чем тому, кто наймет рабов: как можно было бы уличить откупщика в том, что он вывозит казенные деньги, раз они во всем совершенно подобны частным? Наоборот, общественных рабов можно отметить печатью и положить строгое наказание за их вывоз и продажу, и тогда кто стал бы их похищать?
Итак, я выяснил, что государству возможно и покупать общественных рабов и охранять их. Если же кто думает, что когда государство приобретет такое большое число рабов, то оно не найдет достаточно желающих брать их внаймы, то и этого опасаться не следует. Стоит только подумать,что многие предприниматели охотно будут нанимать рабов, потому что у них всегда много работы, кроме того, много людей старятся на работе и должны быть заменены другими, наконец множество и афинян и иностранцев, которые сами работать физическим трудом не могут, охотно берутся руководить предприятиями, чтобы обеспечить себе необходимый доход.
Если бы для начала приобрести 1 200 рабов, то, вероятно, на доход от них в течение пяти или шести лет государство могло бы приобрести во всяком случае не менее 6000 рабов. А от этого их числа, если каждый из них будет приносить в день по 1 оболу чистого дохода, будет получаться прибыль в 60 талантов в год. И если из этой суммы на 20 талантов ежегодно прикупать все новых рабов, то остальными сорока талантами государство могло бы воспользоваться на что – нибудь другое, в чем есть потребность. Когда же число рабов будет доведено до 10 000, то доход с них достигнет ста талантов. А что государство могло бы получать дохода еще и во много раз больше этой суммы, это могут засвидетельствовать, если только они живы, те, кто помнит, какая сумма налогов с рабов получалась перед событиями в Декелее …
… Нынешние обстоятельства тоже подтверждают, что количество рабов в серебряных рудниках никогда не превысит количества работы, так как рудокопы никогда не доходят до самой глубины среброносной жилы. И отыскивать новые места рождения серебра можно совершенно так же, как это делалось прежде, даже нельзя определенно сказать, в каких рудниках больше серебра: в старых или новооткрытых.
На это мне могут возразить: отчего же теперь не занимаются отыскиванием новых жил, как прежде? Причина этому в том, что теперь у серебропромышленников стало меньше средств, ведь для того чтобы начать новое предприятие, их нужно особенно много, так как начинающим приходится преодолевать большие трудности. Если попадется хорошая разработка, то предприниматель обогащается, а если нет, то все его расходы погибли. Ввиду этого теперь лишь немногие берутся за такие предприятия. Но я могу дать совет и в данном случае, как начать дело с большей безопасностью. Как известно, Афины разделяются на 10 фил . Город может дать каждой филе равное число рабов, чтобы каждая из них начала работу на свой риск; но то, что выручит каждая фила, должно распределяться между всеми. Если дело пойдет удачно у двух, трех, четырех или более фил, то ясно, что окупятся все расходы, и предприятие начнет приносить прибыль. Ведь никогда так не бывает, чтобы буквально все начинания потерпели неудачу. Точно так же могут объединяться и складывать свои деньги и частные лица: сообща всякое дело делается с большей уверенностью. Нечего опасаться и того, что город и частные лица будут стеснять друг друга. Ведь чем больше сойдется союзников, тем союз бывает крепче, так и в этом деле: чем больше предпринимателей, тем больше находок и прибыли. Я убежден, что если город возьмется за это дело, как я говорю, то у него найдутся средства для прокормления всех афинян.
Не следует смущаться и тем предположением, что не найдется достаточно взносов, чтобы составилась требуемая сумма денег. Вовсе не требуется делать все сразу, боясь в противном случае неудачи. Сколько бы мы ни строили домов, сколько бы ни снаряжали кораблей или закупали рабов, сейчас же все должно быть обращено в пользование. И вот еще почему лучше все делать по частям, а не сразу.
Если все строить сразу, то это обходится дороже и выходит хуже; и если закупать сразу много рабов, то придется другой раз купить плохих и заплатить за них дороже. Между тем, если приобретать все постепенно, по мере возможности, то все можно сделать хорошо и довести все предприятие до конца, а если где будет допущена ошибка, ее легко будет исправить. Кроме того, если все делаешь сразу, то и все материалы надо доставать сразу, что затруднительно, а если обзаводиться всем постепенно, тогда можно пользоваться для дальнейшего получаемой уже прибылью. Может быть кажется особенно опасным, что при наличии очень большого числа рабов может нехватить для них работы. Но и это можно избежать, если посылать на работу в рудники лишь столько рабов, сколько требуется по количеству работы. Доходы от рабов могут идти не только на улучшение питания граждан, но, в связи с тем, что у рудников сосредоточится множество разного народа, можно будет получать большую прибыль от оживившейся там торговли, от аренды государственных домов, от плавильных печей и т. п. При развитии таких предприятий увеличится население и в самом городе Афинах.
Пер. В. С. Соколова.
№ 116. СПЕКУЛЯЦИЯ ЗЕМЕЛЬНЫМИ УЧАСТКАМИ
(Ксенофонт, Домострой , XX, 22 – 29)
(Исхомах рассказывает Сократу)
«… Для людей, умеющих заботиться о деле и усердно обрабатывающих землю, земледелие – самое эффективное средство обогащения. Мой отец и сам вел так хозяйство и меня научил. Он никогда не позволял мне покупать землю, хорошо обработанную, а такую, которая по небрежности ли хозяев, или по недостатку средств у них, не обработана и не засажена; такую он советовал покупать. Обработанная, говорил он, и стоит дорого, и улучшать ее нельзя; а если нельзя ее улучшать, то она не доставляет столько удовольствия; напротив, всякая вещь и скотина, которая идет к улучшению, очень радует хозяина. Так вот, нет ничего способного к большему улучшению, как земля, которая из запущенной становится в высшей степени плодородной. Уверяю тебя, Сократ, что благодаря нашим стараниям, стоимость многих участков земли стала во много раз больше первоначальной. Эта мысль – такая драгоценная, и так легко ее понять, что, хотя ты ее только сейчас услышал, но будешь ее знать не хуже меня и другого научишь, если захочешь. Да и отец мой не у другого научился этому и пришел к этой мысли не путем теоретического размышления, но, как утверждал он, по любви своей к земледелию и труду: он захотел иметь подобный участок, чтобы и руки приложить к нему и получать удовольствие от доставляемого им дохода. Да, Сократ, прибавил он, мой отец по натуре своей, как мне кажется, любил сельское хозяйство больше всех афинян».
Выслушав это, я спросил его: «Что же, Исхомах, отец твой сам владел всеми этими именьями, которые он привел в цветущее состояние, или также и продавал, если мог получить хорошую плату?».
«Да, клянусь Зевсом, и продавал, – отвечал Исхомах, – но тотчас же, по своей любви к труду, взамен одного покупал другое именье, но запущенное».
«Судя по твоим словам, Исхомах, – сказал я, – отец твой действительно по натуре своей любил сельское хозяйство не меньше, чем купцы любят хлеб. Ведь и купцы, по своей чрезвычайной любви к хлебу, как прослышат, что где – нибудь его очень много, так и едут туда за ним, переплывают и Эгейское, и Евксинское , и Сицилийское море. Потом наберут его как можно больше и везут по морю, да еще на том судне, на котором сами едут. Когда им понадобятся деньги, они не выбрасывают хлеб зря, по дешевым ценам, куда попало, а напротив, где, по слухам, цены на хлеб всего выше и где больше всего им дорожат, к тем и везут его на продажу. В таком роде, должно быть, и отец твой был любителем сельского хозяйства».
На это Исхомах сказал: «Ты шутишь, Сократ, а я ничуть не меньше считаю даже любителями строительства тех, которые, выстроив дом, продают его, а потом строят новый».
«Нет, клянусь Зевсом, Исхомах, – возразил я, – я верю тебе: это так естественно, что все любят то, из чего надеются извлечь себе выгоду».
Пер. С. И. Соболевского.
№ 117. ПОЯВЛЕНИЕ В СПАРТЕ ЗОЛОТЫХ И СЕРЕБРЯНЫХ ДЕНЕГ
(Плутарх, Лисандр, 17)
Во время Пелопоннесской войны спартанцы были вынуждены вступить в тесные отношения с гораздо более экономически и социально развитыми государствами, что ускорило разложение искусственно сохранявшегося, долгое время отсталого социально – экономического и политического устройства Спарты. Не в малой степени способствовало этому появление в Спарте золотых и серебряных денег.
Наиболее здравомыслящие из спартиатов после этого случая стали еще более бояться силы денег, с которой не могли совладать даже лучшие из граждан. Они порицали Лисандра и убеждали эфоров отослать все золото и серебро, как занесенную к ним заразу, обратно Лисандру. И эфоры приняли наконец решение: один из них (Феопомп говорит, что это был Скирафид, а Эфор – что Флогит) настоял, чтобы не допускать в город ни золотых, ни серебряных денег, но пользоваться старинными, отечественными монетами. А они были железные. Сначала они накалялись на огне, потом опускались в кислоту, чтобы не ржавели, от этого они становились крепкими, но хрупкими. Кроме того, они были тяжеловесными и неудобопереносимыми и при большом даже весе и объеме имели небольшую ценность… Но так как друзья Лисандра воспротивились этому решению и приложили старание к тому, чтобы эти деньги остались в Спарте, то было решено ввести золотые деньги для государственных расчетов; если же кто из частных лиц будет уличен в приобретении золотых денег, тому определили в наказание смертную казнь, как будто бы Ликург (в свое время) боялся самих денег, а не того корыстолюбия, которое порождается их обладанием. Но порок корыстолюбия не был уничтожен тем, что частным лицам не разрешено было приобретать золотые деньги, в то время как было позволено приобретать их для нужд государства. Обладание ими получало большое значение (в глазах граждан) и возбуждало желание приобретать их. Невозможно было относиться с пренебрежением как к бесполезному предмету в своем хозяйстве к тому, что открыто признавалось ценным в общественной жизни, и считать не имеющим никакой ценности для каждого в отдельности в его домашнем обиходе то, что в общественной жизни весьма почиталось и чем государство дорожило. И гораздо скорее проникли в частную жизнь понятия, по необходимости сложившиеся в общественной жизни, нежели на государственную практику распространились понятия о зле и о преступной страсти, выработавшиеся у частных лиц … Правители приставили к дверям граждан, в качестве стражи, страх перед законом, чтобы в их дома не проникли запретные деньги, но души граждан они не могли уберечь и сохранить равнодушными и недоступными страсти к деньгам. Наоборот, все были охвачены стремлением к обогащению, словно влечением к чему – то почтенному и великому.
Пер. В. С. Соколова.
№ 118. ЗАГОВОР КИНАДОНА В СПАРТЕ
(Ксенофонт, Греческая история, III, 3/4 – 11)
Еще не прошло и года , как царствовал Агесилай, как во время одного жертвоприношения, установленного для молений за государство, жрец заявил, что боги указывают на какой – то опасный заговор. При заклании второй жертвы жрец сказал, что указание еще ясней, а при третьей жертве сказал: «О Агесилай, мне даются такие указания, как если бы мы находились среди врагов»…
Спустя пять дней какой – то человек донес эфорам о заговоре и главою его назвал Кинадона. Это был сильный телом и духом молодой человек, но из неполноправных. На вопросы эфоров, как должен был осуществиться заговор, донесший о нем сказал, что Кинадон, приведя его на самый конец площади, приказал ему считать, сколько на ней находилось спартиатов. «Когда я, – говорил он, – насчитал царя, эфоров, геронтов и других, всего человек до сорока, я спросил Кинадона: «Зачем ты заставляешь меня считать этих людей?» Он же ответил: «Считай всех их за своих врагов, всех же других, которых на площади более четырехсот человек, – за своих друзей и союзников». Затем он показал, что Кинадон, идя с ним по улицам, указывал ему где на одного, где на двух, как на общих их врагов, других же всех называл союзниками. И в каждом поселке по одному спартиату, именно хозяев, он считал своими врагами, а остальных многих везде своими союзниками.
На вопрос эфоров, сколько Кинадон назвал соучастников в заговоре, доносчик отвечал, что заправил в этом заговоре не очень много, но это все люди, заслуживающие доверия, которое им оказывают илоты, все новые граждане, неполноправные граждане и периеки. Где только среди этих людей заходит речь о спартиатах, никто не может скрыть, что с радостью пожрал бы их, даже живьем.
Затем на вопрос эфоров, где они думают достать оружие, он ответил, что, по словам Кинадона, сами заговорщики приготовили для себя достаточно оружия, а для массы народной есть много кинжалов, мечей, пик, топоров, секир, кос; все это Кинадон показал ему, приведя его на железный рынок. Он сказал ему еще, что подобное оружие есть у всех людей, обрабатывающих землю, дрова или камни, да и в других ремеслах есть подходящие орудия производства, особенно для того, чтобы справиться с безоружными. На вопрос, в какое время все это должно произойти, он сказал, что ему приказано оставаться дома.
Эфоры, услыхав все это, признали эти сведения важными и испугались. Не собирая даже так называемой малой экклесии , они посовещались то здесь, то там с отдельными геронтами и придумали послать Кинадона с другими молодыми людьми в Авлон с поручением привести оттуда кое – кого из жителей Авлона и некоторых илотов, упомянутых в скитале … Кинадон уже и раньше оказывал эфорам подобные услуги, поэтому они дали ему скиталу, в которой были поименованы лица, которых надо было схватить. На его вопрос, кого ему взять с собой из молодых людей, они ему сказали: «Иди к старшему гиппагрету и скажи ему, чтобы дал тебе 6 или 7 юношей из тех, которые у него найдутся». Но они уже предупредили гиппагрета, чтобы он знал, каких надо послать людей, и чтобы те знали, что они должны схватить самого Кинадона. Последнему же они сказали, что пошлют с ним три повозки, чтобы арестованные люди не шли пешком. При этом они тщательно скрывали, что посылают их для него же самого. Они не схватили его в самом городе, потому что не знали, какой размер принял заговор, и хотели раньше выведать от самого Кинадона про его соучастников, прежде чем те догадаются, что заговор раскрыт, и постараются скрыться. Сопровождающие Кинадона люди должны были задержать его и, выведав у него имена его соучастников, сообщить их скорее эфорам. Эфоры отнеслись к этому делу так серьезно, что предоставили даже отряд конницы отправлявшимся в Авлон.
Когда же, после того как Кинадон был уже арестован, всадник привез эфорам список указанных Кинадоном лиц, они немедленно схватили жреца Тисамена и других, наиболее влиятельных заговорщиков. Кинадон был привезен в Спарту и допрошен; он признался во всем и назвал своих соучастников, когда же его спросили, чего он добивался, он сказал, что не хотел быть ниже кого бы то ни было в Лакедемоне. После этого ему наложили цепи на руки и на шею и под ударами бича его возили с его соучастниками по городу. Так они понесли заслуженное наказание.
Пер. В. С. Соколова.
№ 119. ИСОКРАТ О ВНУТРЕННЕМ ПОЛОЖЕНИИ В СПАРТЕ
(Исократ, Архидам, 67 – 68)
Лакедемоняне так недоверчиво, так враждебно относятся друг к другу, что они опасаются своих собственных граждан более, чем врагов. Взамен царящего у нас согласия и взаимопомощи, они дошли до такой отчужденности друг с другом, что обладающие имущественным достатком с большим удовольствием выбросили бы свое имущество в море, чем пришли на помощь нуждающимся, другие же, находящиеся в худшем положении, не могли бы придумать ничего иного, как отнять имущество у тех, кто им обладает. Оставив жертвоприношения на алтаре, они жестоко избивают друг друга. Теперь бегут из одного города в большем количестве, чем раньше бежали из всего Пелопоннеса. Можно было бы насчитать много таких бедствий, и все – таки пропущенного оказалось бы значительно больше того, что сказано.
Пер С. А. Жебелева.
№ 120. ВОССТАНОВЛЕНИЕ ДЕМОКРАТИИ В АФИНАХ
(Диодор, XIV, 32/1_5,6 и 33)
Тридцать тиранов, захватившие власть в Афинах, каждый день кого – нибудь отправляли в изгнание или подвергали смертной казни. Фиванцы сильно негодовали на это и оказывали гостеприимство и поддержку беглецам из Афин. Изгнанный тридцатью тиранами афинянин Фрасибул из Стирийского дема , тайно поддерживаемый фиванцами, захватил одно укрепленное место в Аттике, называемое Фила. Это была сильная крепость, отстоящая от Афин на сто стадий, дававшая большие преимущества для наступления на Афины. Когда тридцать тиранов узнали о произошедшем они прежде всего направили против Фрасибула военные силы, чтобы обложить Филу осадой. Но когда они приближались к Флле, поднялась сильная снежная буря. Некоторые солдаты старались переставить свои палатки, другие обращались в бегство, думая, что неприятельские силы находятся поблизости, и когда на всех напал так называемый панический страх, весь лагерь был перенесен на другое место. Между тем, тридцать тиранов в Афинах, видя, что некоторые граждане, не включенные в число трех тысяч полноправных, стремятся к низвержению государственного строя, выселили их в Пирей и окружили город иноземными войсками.
Всех элевсинцев и саламинцев, заподозренных в сочувствии изгнанникам, они казнили. При таком положении дел много беглецов сошлось в лагере Фрасибула… Тридцать же тиранов, видя, что многие отпадают от них из – за ненависти и что число беглецов непрерывно возрастает, отправили в Спарту послов просить о помощи, сами же, собравши все силы, какие только могли, раскинули стан под открытым небом, под так называемыми Ахарнами .
Фрасибул же, оставив достаточный гарнизон для охраны Филы, вывел афинских изгнанников в числе тысячи двухсот человек и, напав неожиданно ночью на неприятельский лагерь, многих перебил, а других, устрашив внезапным маневром, принудил бежать в Афины.
После этого сражения Фрасибул немедленно двинулся в Пирей и захватил пустынную и хорошо укрепленную высоту Мунихий . Тираны же, сосредоточив все свои силы под предводительством Крития против Пирея, осадили Мунихий. Здесь произошел продолжительный и упорный бой, причем тираны превосходили противников численностью, а изгнанники афинские опирались на преимущество своей позиции. Наконец, когда Критий был убит, войско тридцати тиранов пришло в замешательство и бросилось на ровное место, между тем как войско афинских изгнанников не решалось их преследовать. Но далее, после многочисленных случаев перехода воинов на сторону изгнанников, силы Фрасибула стали значительно превосходить силы противников, и, пользуясь этим преимуществом, он захватил Пирей. Немедленно из Афин устремилось в Пирей множество людей, стремившихся низвергнуть тиранию, и из всех других городов изгнанники афинские, услыхав об успехах Фрасибула, стекались в Пирей; под конец силы изгнанников были намного больше сил тиранов, так что они решились приступить к осаде самих Афин. Оставшиеся в Афинах лишили власти тридцать тиранов и выгнали их из города, а во главе государства поставили десять мужей с неограниченными полномочиями, чтобы всеми возможными способами полюбовно прекратить гражданскую войну.
Однако, захватив власть, они показали себя такими же тиранами и не заботились о мире, но вызвали из Лакедемона сорок кораблей и тысячу солдат во главе с Лисандром . Но царь лакедемонский Павсаний , отчасти завидуя Лисандру, отчасти видя, что Спарта стала пользоваться дурной славой среди эллинов, собрал большие силы и пришел с ними в Афины и примирил афинян с изгнанниками. Таким образом, афиняне снова вернули себе родину и стали управляться своим собственным законом. Тем же из них, которые опасались, что могут подвергнуться преследованию за то, что ими было раньше совершено, была предоставлена возможность удалиться в Элевсин.
Пер. В. С. Соколова.
№ 121. РАЗВИТИЕ СИСТЕМЫ ОПЛАТЫ ДОЛЖНОСТЕЙ ПОСЛЕ ВОССТАНОВЛЕНИЯ ДЕМОКРАТИИ В АФИНАХ
(Аристотель, Афинская полития, ч. 2, VII, 62/2)
… Жалованье получает, во – первых, народ за рядовые народные собрания по драхме, а за главные – по девяти оболов. Затем, в судах получают по три обола; далее, члены совета – по пяти оболов, а тем из них, которые несут обязанности пританов , прибавляется на продовольствие один обол. Кроме того, девять архонтов получают на продовольствие по четыре обола каждый, причем они содержат глашатая и флейтиста ; затем, архонт, назначаемый на Саламин, получает по одной драхме вдень. Афлофеты обедают в Пританее в течение месяца гекатомбеона , когда справляются Панафинеи , начиная с четвертого числа. Амфиктионы , назначаемые на Делос, получают по драхме ежедневно с Делоса. Наконец, и все должностные лица, которые посылаются на Самос, Скирос, Лемнос или Имброс , тоже получают деньги на продовольствие.
Пер. С. И. Радцига.
№ 122. ПАДЕНИЕ СПАРТАНСКОЙ ГЕГЕМОНИИ НА МОРЕ
(Диодор, XIV, 81, 4 – 7; 83, 4 – 7; 84, 3 – 4)
После поражения Афин в Пелопоннесской войне гегемонию на море некоторое время удерживали спартанцы. В лишении их этой гегемонии были заинтересованы и Персия и Афины. Афинский стратег на персидской службе Конон при помощи персидского флота нанес морское поражение спартанцам при мысе Книде в Малой Азии в 394 г. до н. э. Интересы Персии в это время заключались в том, чтобы не давать усиливаться ни одному из греческих государств. Афиняне же воспользовались трениями между Персией и усилившейся после Пелопоннесской войны Спартой для ограничения последней.
Конон , будучи командиром персидского флота, поставил во главе похода афинян Иеронима и Никодема, а сам, торопясь повидаться с царем, отплыл в Киликию , а оттуда, прибыв в Тапсан Сирийский, прошел к реке Евфрату и спустился по нему к Вавилону. Встретившись там с царем, он заявил ему, что разобьет лакедемонян в морском бою, если царь снабдит его деньгами и прочим снаряжением, сколько он потребует. Артаксеркс похвалил его и почтил ценными дарами и назначил казначея, чтобы тот снабжал Конона деньгами, сколько тот потребует, и разрешил Конону взять себе в товарищи по командованию на войну кого хочет из персидских военачальников. Конон выбрал себе в товарищи Фарнабаза и с ним спустился обратно к морю… Афинянин Конон и Фарнабаз, стоявшие во главе царского флота, провели его в составе более чем девяносто триер мимо мыса Лорима Херсонесского. Узнав, что неприятельские морские силы находятся в Книде , они стали готовиться к морскому сражению.Командир лакедемонян Пейсандр отплыл из Книда с 85 триерами и пристал к Фиску Херсонесскому . Оттуда он напал на флот царя, и, столкнувшись с передовыми судами, одержал над ними верх. Когда на помощь своим кораблям устремился весь флот царя, а союзники лакедемонян спаслись бегством на сушу, Пейсандр, считая позорным и недостойным Спарты малодушно обратиться в бегство, направил свой корабль прямо на врагов. Он погиб достойно своей родины, доблестно сражаясь и уничтожив много неприятелей. Суда Конона преследовали лакедемонян до самой земли , захватили пятьдесят триер; большинство людей спаслись бегством, достигнув земли вплавь. Захвачено было около 500 человек. Остальные триеры спаслись в Книд… После этого морского боя Фарнабаз и Конон устремились против союзников лакедемонян со всеми своими кораблями. Прежде всего они принудили отпасть от них косцев , потом нисирийцев и тейосцев . После этого хиосцы, прогнав от себя военный отряд лакедемонян, перешли на сторону Конона. Подобным же образом изменили (лакедемонянам) митиленцы , эфесцы и эрифрейцы . Такая охватила все города страсть к перемене политического строя, что одни из них, изгнав лакедемонские отряды, сохранили свою независимость, другие перешли на сторону Конона. С этого времени лакедемоняне потеряли свою власть на море.
Пер. В. С. Соколова.
Греция и завоевания Александра Македонского
№ 123. АНТАЛКИДОВ МИР, 387 г. до н. э.
(Ксенофонт, Греческая история, IV, 8/12_16, V, 1/25_36)
Используя противоречия между греческими государствами и помогая то одной, то другой стороне, слабеющая персидская монархия одержала крупную дипломатическую победу, продиктовав грекам так называемый Анталкидов мир. Персам помогла близорукая сепаратная внешняя политика Спарты, стремившейся всеми мерами удержать свою гегемонию в Греции. Условия Анталкидова мира следует сравнить с условиями Каллиева мира.
Между тем, лакедемоняне, узнав, что Конон не только возводит на деньги персидского царя стены для афинян, но и содержит на них флот и снова подчиняет афинянам как острова, так и приморские города на материке, подумали, что если они доведут это до сведения царского полководца Тирибаза, то склонят его на свою сторону и воспрепятствуют Конону содержать флот на персидские деньги. Придя к этому решению, они посылают к Тирибазу Анталкида с поручением сообщить ему обо всем этом и стараться заключить мир между Спартой и персидским царем. Афиняне, узнав об этом, со своей стороны тоже отправили посольство, во главе с Кононом в составе Гермогена, Диона, Каллисфена и Каллимедонта. Они привлекли к этому также послов от союзников. На их призыв явились представители Беотии, Коринфа и Аргоса.
По прибытии всех послов к месту назначения Анталкид сказал Тирибазу, что явился к нему просить мира с царем для своего государства (Спарты) и именно такого, какого давно уже желает и сам царь. Ведь лакедемоняне не станут спорить с царем относительно эллинских городов в Малой Азии и удовольствуются тем, чтобы все острова и другие города были автономны. «А раз наши пожелания таковы, – сказал он, – то чего же ради царю воевать с нами и тратить столько средств? Да и не из – за чего будет воевать с царем ни афинянам, после того как прекратится наша гегемония, ни нам самим, как только города получат независимость».
Тирибазу очень понравились эти слова Анталкида. Но они не удовлетворили его противников. Афиняне боялись согласиться на независимость островов и городов, чтобы не лишиться Лемноса, Имброса и Скироса ; фиванцы боялись, что будут вынуждены признать самостоятельность беотийских городов, а аргосцы предвидели, что в случае заключения мира на таких условиях, они не смогут удержать в своих руках Коринф, чего они весьма хотели. Таким образом, эти переговоры о мире остались безрезультатными, и все послы разъехались каждый к себе домой.
Тирибаз, со своей стороны, хотя и не считал себя вправе объединиться без царя с лакедемонянами, все же тайно дал Анталкиду денег, чтобы лакедемоняне увеличили состав своего флота и принудили афинян и их союзников больше добиваться мира. Конона же он заключил в тюрьму…
Между тем, возвратился (из Персии) вместе с Тирибазом Анталкид, достигший того, что царь обещал поддерживать лакедемонян, в случае если афиняне и их союзники не примут предложенных условий мира. Узнав, что Николох осажден в Абидосе Ификратом и Диотимом , Анталкид отправился сушей в Абидос и там, пустив слух, будто его зовут халкидонцы, ночью выехал с судами и стал на якорь в Перкоте . Полководцы Дименет, Дионисий, Леонтих и Фания, получив об этом известие, погнались за ним по направлению к Проконнесу; он же пропустил их мимо себя, укрылся в Абидосе, так как еще раньше знал, что к нему едет из Сиракуз и Италии с 20 кораблями Поликсен, который должен был принять и эти корабли, между тем как в это самое время ехал из Фракии на соединение с прочими афинскими кораблями Фрасибул из Коллитского дема, имевший 8 кораблей.
Когда лазутчики дали знать о приближении этих восьми кораблей, Анталкид посадил матросов на лучшие на ходу 12 кораблей, причем недостающее число матросов пополнил из оставшихся кораблей, и в самом скрытном месте устроил засаду. Как только они проехали, Анталкид погнался за ними; они при виде его бежали. Но на своих быстроходных кораблях он легко настиг корабли, плывшие гораздо медленнее, и, запретив своим людям нападать на задние неприятельские корабли, погнался за передними. Когда же он взял эти корабли, то задние, видя гибель передних, потеряли мужество и тоже сдались. Таким образом были взяты все. Когда же к нему прибыли 20 сиракузских кораблей и корабли из подвластной Тирибазу Ионии и из области старинного друга Анталкида Ариобарзана, а Фарнабаз по случаю того, что женился на дочери царя, был отозван (в Сузы), тогда Анталкид, у которого составился флот более чем из 80 кораблей, стал обладателем моря. Он тогда преградил путь кораблям, плывущим из Понта в Афины, забирал их и отводил в пристани лакедемонских союзников.
Афиняне же при виде такого многочисленного флота у неприятеля и опасаясь военных неудач, подобных прежним, потому что царь опять стал поддерживать лакедемонян, наконец, под влиянием продолжавшихся из Эгины и совершенно стеснивших их разбойничьих набегов, стали стремиться заключить мир. С другой стороны, война была тяжела и для лакедемонян. Они держали гарнизоны в Лехее и Орхомене , должны были оберегать верные города, чтобы они не подверглись разорению, и стеречь неверные – чтобы они сами не отпали; да и в деле с Коринфом лакедемоняне столько же наносили потерь неприятелю, сколько сами их терпели. Наконец и аргосцы, которые знали, что против них объявлен поход, и видели, что им не поможет ссылка на священные месяцы, и те были готовы на мир. Поэтому, когда Тирибаз объявил, чтобы от государств, желающих подчиниться предложенному царем миру, явились послы (в Сарды), все поспешно прибыли. На этом собрании Тирибаз показал царскую печать и прочитал послание, которое гласило так:
«Царь Артаксеркс считает за благо, чтобы эллинские города в Малой Азии и острова Клазомены и Кипр принадлежали ему, а все прочие эллинские города, большие и малые, оставались независимыми, кроме Лемноса, Имброса и Скироса. Этим городам, по старине, быть афинскими. Кто же этого мира не принимает, против тех я буду воевать в союзе с принявшими его на воде и на суше, кораблями и деньгами». Когда послы выслушали это и донесли каждый в свой город, все государства поклялись держаться этих условий. Фиванцы желали присягнуть от всей Беотии, но Агесилай сказал, что не примет клятвы, если они, согласно царской грамоте, не поклянутся, что все города, как большие, так и малые, будут независимы. Фиванские послы отвечали, что они не уполномочены на это. «Так вы отправляйтесь домой, – сказал Агесилай, – и объявите у себя, что если фиванцы не примут этого условия, то будут считаться вне договора».
И действительно, послы отправились, а Агесилай, который ненавидел фиванцев, получил согласие эфоров (на войну) и тотчас начал готовиться к выступительной жертве, и когда жертва оказалась благоприятной, он отправился в Тегею и затем, чтобы ускорить дело, разослал в окрестные страны гонцов, а в некоторые отдельные города даже предводителей наемных войск.
Но прежде чем он успел выступить из Тегеи, прибыли фиванские послы с заявлением, что фиванцы согласны дать независимость беотийским городам. Тогда лакедемоняне возвратились домой, а фиванцы вынуждены были признать независимость беотийских городов и присоединиться к договору. Коринфяне тоже не хотели выпустить аргосского отряда, но Агесилай объявил им и аргосцам, что и на них пойдет войною – на первых, если они не выпустят аргосцев, на вторых – если они не очистят Коринфа. Это напугало тех и других; аргосцы удалились, и Коринф стал самостоятельным. Таким образом и виновники и участники резни ушли добровольно из Коринфа, а бывших доселе в изгнании прочие граждане охотно приняли в город. Когда таким образом города поклялись держаться предложенного царем мира, то и войска, как сухопутные, так и морские, были распущены.
Это был первый мир Лакедемона с Афинами и их союзниками после войны, следовавшей за разрушением афинских стен. Но если лакедемоняне уже в течение этой войны получали перевес над противниками, то по этому миру, который назван «Анталкидовым миром», они еще более возвысились.
Пер. В. С. Соколова.
№ 124. ВТОРОЙ АФИНСКИЙ МОРСКОЙ СОЮЗ
(Ditt. Syll. /2, 80)
Надпись содержит постановление афинского народного собрания в 378/7 г. до н. э. об организации второго Афинского морского союза. Союзникам гарантировалась автономия и свобода от дани и афинских клерухий.
При архонте Навсинике. Каллибий, сын Кефисофонта, из Пеонии был секретарем. В седьмую пританию, когда дежурной филой была Гиппофонтида, совет и народ решили, Харин из Афмона председательствовал. Аристотель заявил: в добрый час для афинян и афинских союзников! Для того, чтобы лакедемоняне предоставляли грекам, оставаясь свободными и самостоятельными, жить спокойно и иметь в безопасности свою страну … народ постановил: если кто пожелает из греков или варваров, живущих на материке или на островах – из тех, которые не находятся под властью царя , быть союзником афинян и их союзников, да будет это его правом, и при этом пусть остается он свободным и самостоятельным, имея государственное устройство, какое ему будет угодно, не принимая к себе ни гарнизона, ни правителя, не внося подати, но на тех же основаниях, на каких хиосцы, фиванцы и остальные союзники. Пусть тем, которые заключат союз с афинянами и их союзниками, народ возвратит все, какие только есть, владения афинян, частные или общественные, в стране народа, заключающего союз. И относительно этого пусть афиняне дадут обещание. Если же в Афинах какие – нибудь плиты (с надписями) городов, заключающих союз с афинянами, не будут соответствовать этому договору, пусть совет, постоянно заседающий, имеет полномочие таковые уничтожать. А со времени архонта Навсиника пусть не позволяется ни частным лицам, ни от казны никому из афинян приобретать в землях союзников ни дом, ни имение, ни путем покупки, ни под залог, ни другим каким – либо образом. Если же кто – нибудь станет каким бы то ни было образом покупать, приобретать или брать под залог, пусть будет предоставлено всякому желающему из союзников заявить об этом членам союзного совета; а члены совета пусть продадут и отдадут половину тому, кто сообщил об этом, а остальное пусть поступит в казну союзников. Если же кто – нибудь пойдет войной на заключивших союз сухим путем или по морю, пусть афиняне и союзники помогают тем на суше и на море всеми силами по мере возможности. Если же какое – нибудь должностное или частное лицо предложит или поставит на голосование вопреки настоящему постановлению, что надо упразднить что – нибудь из сказанного в этом постановлении, пусть он будет лишен гражданской чести, и имущество его да будет конфисковано и десятина отдана богине. И пусть он будет судим при участии афинян и союзников, как нарушающий союз. Пусть его карают смертью или изгнанием там, где власть имеют афиняне и союзники. Если же он будет присужден к смерти, пусть не погребают его ни в Аттике, ни в земле союзников. А это постановление пусть секретарь совета напишет на каменной плите и поставит подле Зевса Освободителя, а деньги для надписи на плите в количестве 60 драхм пусть выдадут из суммы в 10 талантов казначеи богини . На этой плите пусть записывают имена как тех городов, которые теперь состоят в союзе, так и всякого другого, который станет союзным. Пусть это напишут, и пусть народ выберет немедленно трех послов в Фивы, чтобы убедить фиванцев, насколько будет возможно, ко благу. Избраны были следующие: Аристотель из Марафона, Пирсандр из Анафлиста, Фрасибул из Коллита. Следующие государства в союзе с афинянами: хиосцы, тенедосцы, митиленцы, мефимнцы, родосцы, пессийцы, византийцы, фиванцы… .
(«Древний мир в памятниках его письменности», ч. 2, № 121).
№ 125. СОЮЗ МЕЖДУ АФИНАМИ И КЕРКИРОЙ
(Ditt. Syll./3, 151)
Союз между Афинами и Керкирой, вошедшей в состав 2 – го Афинского морского союза, был зафиксирован и на отдельной надписи:
Союз керкирцев и афинян на вечные времена: если кто – нибудь пойдет войною на страну керкирцев, афиняне должны оказывать им помощь по возможности всеми силами, когда ее потребуют керкирцы; и если кто – либо пойдет войною против афинского народа или против страны афинян по суше или по морю, то керкирцы обязаны придти к ним на помощь сообразно своим возможностям, как только этого потребуют афиняне. Керкирцы не имеют права начинать войну и заключать мир без афинян и всех остальных союзников; и все другое следует в согласии с постановлениями союзников.
Присяга. Я буду помогать народу керкирцев всеми силами по мере возможности, если кто – нибудь пойдет войной по суше или по морю на страну керкирцев, как только керкирцы этого потребуют. И в отношении войны и мира я буду поступать сообразно тому, что решат все союзники. И во всем другом буду поступать в согласии с постановлениями союзников. Клянусь Зевсом, Аполлоном и Деметрой, что я буду поступать именно так. Если я поклялся верно, то пусть будет мне избыток и благо, если же нет, то пусть будет противоположное. [Далее присяга дословно повторяется, но от имени керкирцев.]
Пер. А. Я. Гуревича.
№ 126. НАСТУПЛЕНИЕ ЭПАМИНОНДА НА СПАРТУ И ВОССТАНОВЛЕНИЕ МЕССЕНИИ
(Диодор, XV, 62 (4 – 5), 63 (1, 4), 64 (1 – 3, 6) 65, 66 (1))
После знаменитой битвы при Левктрах в 371 г. до н. э., в которой фиванская фаланга под начальством усовершенствовавшего ее Эпамиионда разбила спартанцев, окончательно пала спартанская гегемония на суше. Новым гегемоном Эллады на короткое время сделались Фивы. Пелопоннесский союз начал распадаться. Предлагаемый отрывок содержит рассказ о военной демонстрации фиванских войск в Пелопоннесе под Спартой.
Беотийцы, вступив в союз с локрами и фокейцами , выступили в поход. Все они, находясь под командованием беотийских вождей Эпаминонда и Пелопида , достигли Пелопоннеса. Все остальные военачальники беотийцев добровольно передали главное начальство именно этим двум вождям вследствие их выдающейся опытности и храбрости. Когда они подошли к Аркадии , к ним присоединились все аркадцы, элейцы, аргосцыи все их союзники. Их собралось более семидесяти тысяч; военачальники их, сойдясь на совет, решили идти против самой Спарты и предать разграблению всю Лаконию. Военные же силы лакедемонян после потери в поражении при Левктрах значительной части молодежи, а также немалого числа воинов и в других неудачных сражениях, были сведены к основному немногочисленному войску спартиатов; к тому же и союзники их частью отпали, частью тоже страдали по тем же причинам от недостатка людей, так что положение лакедемонян оказалось крайне затруднительным, и они были вынуждены прибегнуть к помощи афинян…
…Эпаминонд и его советники, видя, что вторжение в страну лакедемонян представляет собой большие трудности, сочли бесполезным пытаться проникнуть в нее, действуя всеми своими военными силами одновременно, и решили, разделившись на четыре отряда, повести наступление в разных местах.
Первый отряд беотийцев направился к городу Селассии и жителей его привлек от лакедемонян на свою сторону. Аргосцы , составлявшие второй отряд, двинулись через земли тегейцев , завязали там сражение с охранявшими проход врагами, а начальника охраны спартиата Александра и до двухсот человек из его отряда они убили, среди них оказались и некоторые беотийские изгнанники. Третий отряд, состоявший из аркадцев и насчитывавший наибольшее число солдат, вторгся в местность, называемую Скиритис … Элейцы же, составлявшие четвертый отряд и шедшие по другим местам, оказались тоже в Селассии. В этой местности приказано было сойтись и всем остальным. Объединившись всеми силами в Селассии, они двинулись прямо на Спарту, предавая всю страну грабежу и пожарам.
Когда лакедемоняне, которые в течение пятисот лет не подвергались в своей Лаконии вражескому нападению, увидели, как неприятель разоряет и опустошает их страну, они не выдержали этого зрелища и с воодушевлением пошли из своего города в бой. Однако, когда их старшины стали их удерживать, чтобы они не выходили далеко за пределы своей страны из опасения, чтобы она не подверглась нападению, они послушались их и остались, чтобы защищать город. Когда же Эпаминонд со своими людьми, перейдя через Тайгет , приблизился к реке Евроту и начал переправляться через него, Еврот оказался очень полноводным и бурным от дождливого зимнего времени. Лакедемоняне, узнав о затруднительном положении противника у переправы через Еврот, сочли это обстоятельство благоприятным для нападения. Они поручили охрану города Спарты своим женам, детям и старикам, а сами, собрав все свои молодые силы в ряды войска, выступили против неприятеля и, внезапно напав на них во время переправы через реку, нанесли им большой урон. Беотийцы и аркадцы оказали им сильное сопротивление, но спартиаты, перебив многих неприятелей, благополучно вернулись в свой город, показав всем свое мужество. После этого, когда войско Эпаминонда в полном составе приблизилось к городу, наводя страх, спартанцы, используя для защиты природные условия своей страны, убили многих, слишком смело выдвигавшихся вперед неприятелей. Но осаждающие проявили много упорства и, казалось, должны были силой овладеть городом. Однако, после того как часть их была убита на передовых позициях и многие были ранены, Эпаминонд звуком трубы отозвал своих воинов. Но некоторые, подойдя близко к городу, стали вызывать спартанцев на бой или требовали от них признания себя побежденными. Лакедемоняне отвечали, что они не отказываются дать общий решающий бой в подходящий для этого момент. Тогда беотийцы отошли от Спарты, опустошили всю Лаконию, собрали неисчислимое количество военной добычи и удалились в Аркадию. После этого пришли опоздавшие к сроку афиняне и не совершили ничего, достойного упоминания. От союзников к лакедемонянам пришли на помощь четыре тысячи воинов. К этим присоединились еще тысяча отпущенных на волю илотов и двести беглецов от беотийцев; кроме того, они вызвали немалую помощь из соседних городов и таким образом собрали войско для борьбы с противником. По мере того как к ним собирались такие силы и проходили с ними военное обучение, у них поднималось мужество, и они подготовлялись к генеральному бою.
Эпаминонд по своему характеру стремился к громким делам и мечтал о вечной славе. Он внушил аркадцам и другим союзникам мысль снова заселить Мессению , которая в течение многих лет лежала в запустении, разоренная лакедемонянами, но представляла собой удобное место для нападения на Спарту. Получив согласие всех, он отыскал уцелевших мессенцев и собрал их, а также и всех желающих в новое государство и таким образом восстановил Мессену с большим числом жителей. Наделив их участками земли и домами для жилья, он возродил к жизни замечательный греческий город и заслужил великую славу у всех людей.
Пер. В. С. Соколова.
№ 127. О НЕОБХОДИМОСТИ ОБЪЕДИНЕНИЯ ГРЕКОВ И ЗАВОЕВАНИЯ ПЕРСИИ
(Исократ, Панегирик, 160 – 162, 166 – 167, 173 – 174)
В завоевании Малой Азии Исократ видел выход из переживаемых Грецией экономических, социальных и политических затруднений. Указывая на слабость Персии, он, однако, понимал, что для успешной войны с ней необходимо предварительное объединение греков. Сначала он призывал к примирению и объединению Афины и Спарту, а впоследствии возлагал надежды на Филиппа Македонского.
…Мне кажется, что побуждений к войне с персами у нас слишком много; особенно же [существенно] то соображение, что не следует упускать настоящее удобное время: ведь позорно не воспользоваться чем – либо, а потом вспоминать о прошедшем. Чего же можно было бы желать еще для себя, намереваясь воевать с царем, кроме того, что теперь есть? Не отложился ли от него Египет и Кипр, не разорены ли благодаря этой войне Финикия и Сирия не во власти ли его врагов Тир , которым он так гордился? Большею частью киликийских городов владеют наши сторонники, а остальные нетрудно добыть. Ликией же никогда не владел никто из персов. Наместник Карий, Гекатомнос, на деле давно отпал от персов и открыто заявит об этом, если мы пожелаем. От Книда до Синопы населяют Азию греки, которых нужно не склонять к войне, а только не удерживать от нее. При наличии таких операционных пунктов, на тот случай, когда Азию охватит столь великая война, есть ли необходимость слишком точно обдумывать могущие произойти случайности? Если приходится уступать иногда и незначительным силам, то легко себе представить, в какое могут попасть персы положение, если будут принуждены воевать со всеми нами… Ведь всем известно, что царь властвует над всеми жителями Азиатского материка не из – за добровольного их подчинения, а потому, что обладает силами, более значительными, чем силы самого населения… Когда же мы переправим туда более сильное войско, чем войско царя (что при желании легко можем сделать), наверное пожнем плоды со всей Азии. Гораздо прекраснее воевать нам с царем из – за его власти, нежели соперничать друг с другом из – за гегемонии. Поход следует совершить в нынешний век, чтобы современники наши, испытавшие столько горя, отведали также и плодов победы и не были бы все время в постоянном несчастье…
…Ни мира соблюсти прочного невозможно, если мы не будем общими силами вести войну с варварами , ни согласия добиться среди греков, прежде чем мы не научимся извлекать пользу из одинаковых источников. Если же мы достигнем этого и уничтожим нужду в жизненных благах, которая заставляет забывать дружбу и родство может свести к вражде, и кроме того всех людей увлекает к войне и смутам, между нами несомненно водворится согласие, и мы возымеем друг к другу действительное расположение. Ради этого следует больше всего стараться перенести, как можно скорее, здешнюю войну на тот материк, так как только ту пользу сможем мы извлечь из междоусобной борьбы, если решим добытым из нее опытом воспользоваться против варваров.
Пер. В. С. Соколова.
№ 128. СИЛЫ АФИН И МАКЕДОНИИ
(Демосфен, XVIII, 234 – 237)
Демосфен стоял во главе «антимакедонской партии», отстаивавшей независимость афинской рабовладельческой демократии в борьбе с македонским царем Филиппом II, стремившимся к гегемонии в Греции.
Могущество государства состояло в обладании островами, но не всеми, а наиболее слабыми – ни Хиос, ни Родос, ни Керкира не были с нами, – денежных же взносов было до 45 талантов, да и то они были уже заранее собраны, а гоплитов или всадников, кроме своих собственных, у нас не было ни одного. Но всего страшнее и всего более наруку было врагам то, что вот эти люди всех окрестных жителей склонили скорее к вражде с нами, чем к дружбе, – мегарцев, фиванцев, эвбейцев. Вот в каком положении находилось государство, и никто не мог бы сказать, кроме этого, ничего другого. А посмотрите, в каком положении были дела Филиппа, с которым шла у нас борьба. Прежде всего, командовал своими и союзными контингентами он сам полновластно, что для войны самое важное; затем, его союзники всегда находились при оружии, далее, денег у него было вдоволь, и он делал то, что найдет нужным, не предупреждая наперед в своих постановлениях и не совещаясь ни с кем публично, не будучи привлекаем к суду мошенниками, не судясь по обвинениям в противозаконии, не отвечая ни перед кем, но сам будучи владыкой, вождем и неограниченным властелином. Я же, ставший с ним лицом к лицу (справедливо и это разобрать), чем мог самостоятельно распоряжаться? Ничем, потому что, прежде всего, самое право говорить перед народом – единственное, каким я пользовался – одинаково предоставлялось и его наемникам, и мне, и если они брали верх (а это много раз бывало, каждый раз, когда только представлялся повод), все вы выносили постановления в интересах своих врагов и затем расходились. Но все – таки, несмотря на такие невыгоды моего положения, я сделал вашими союзниками эвбейцев, ахейцев, коринфян, керкирцев, от которых было приведено 15 тысяч наемников и 2 тысячи всадников, помимо армий, состоявших из афинских граждан. А денег собрать я старался как можно больше…
(«Древний мир в памятниках его письменности», ч. 2, № 129).
№ 129. ОБЪЕДИНЕНИЕ ГРЕЦИИ ПОД ВЛАСТЬЮ ФИЛИППА МАКЕДОНСКОГО
Юстин, римский писатель II и III вв. н. э., известен как автор сокращенного изложения «Истории Филиппа» – сочинения римского историка конца I в. до н. э. Помпея Трога, которое до нас не дошло. Македония и страны восточного Средиземноморья были главной темой истории Помпея Трога. Предлагаемый отрывок сообщает о событиях последнего года правления Филиппа II.
(Юстин, IX, 5 – 6)
Устроив дела в Греции, Филипп приказал созвать в Коринф послов от всех государств, чтобы выработать форму для данного положения. Здесь он определил условия мира для всей Греции, сообразно с заслугами отдельных государств, и изо всех избрал общий совет, как бы единый сенат. Одни лакедемоняне отнеслись с пренебрежением и к царю, и к условиям его, считая рабством, но не миром те условия, которые даруются победителем, а не вытекают из интересов самих городов. Затем переписываются вспомогательные войска отдельных городов на случай, если придется послать этот отряд на помощь царю при нападении кого – либо, или если придется идти войной под предводительством царя. И не было никакого сомнения, что эти приготовления направлены были против персидской державы. Всех союзных войск было 200 тысяч пехоты и 15 тысяч всадников. В это число не вошли ни македонское войско, ни соседние покоренные племена варваров. С началом весны Филипп отправил вперед трех полководцев, Пармеииона, Аминту и Аттала, в ту Азию , которая была под властью персов… Тем временем, пока собираются войска из Греции, он справляет свадьбу дочери Клеопатры с Александром,которого он сделал царем Эпира . К этому дню были сделаны пышные приготовления, сообразное могуществом двух царей – и выдавшего дочь замуж, и бравшего в жены. Были устроены великолепные игры; но когда Филипп спешил на эти игры, следуя без телохранителей между двумя Александрами, сыном и зятем, Павсаний, знатный македонский юноша, не возбуждавший ни в ком подозрения, стал в узком месте и убил Филиппа в то время, как тот проходил мимо, и омрачил надгробным плачем день, предназначавшийся для радости.
(«Древний мир в памятниках его письменности», ч. 2, № 132).
РЕЧЬ О МИРЕ С АЛЕКСАНДРОМ (15)
(Псевдодемосфен)
В речи по поводу мира с Александром, приписываемой Демосфену, изложены статьи договора 337 г. до н.э., заключенного на Коринфском конгрессе, и случаи нарушения его Александром Македонским. Мир был заключен после подавления восстания в Греции, вспыхнувшего при известии о смерти Филиппа. Содержание отрывка важно для характеристики социально – экономического и политического положения в Греции во второй половине IV в. до н. э. и политической позиции Македонии.
Александр вопреки клятвенным обещаниям, вписанным в общий договор, вернул в Мессену детей Филиада, бывшего тирана…
Но этого нельзя допустить, если вы хотите соблюдать право, так как ведь в договоре написано, что тот, кто поступит так, как поступил Александр, должен быть признан за врага… Договор в самом начале говорит, что греки должны быть свободны и управляться своими собственными законами…
Перехожу к другому пункту договора, в котором написано, что если кто отменит политический строй, существовавший у каждого участника договора в тот момент, когда этот договор заключался, считать того за врага всем участникам договора. Смотрите же, афиняне, македонец сверг в настоящее время демократию у ахейцев пелопоннесских, пользовавшихся до сего времени демократическим управлением.
В договоре сказано, что нужно создать коллегию лиц, поставленных для общего наблюдения, чтобы в городах, принимающих участие в договоре, не производилось бы ни убийств и казней, ни высылки людей вопреки действующим в этих городах законам, чтобы не производились конфискации ни имущества, ни нового передела земли, ни отмены долгов, и чтобы из – за стремления к переворотам не отпускались рабы на свободу.
Еще в договоре сказано, чтобы все союзники, подписавшие договор, свободно пользовались морем и чтобы никто им в этом не препятствовал и не захватывал их кораблей.
Македонцы же осмелились войти в самый Пирей.
Пер. В. С. Соколова.
№ 130. БИТВА ПРИ ГРАНИКЕ (Арриан, Анабасис Александра, I, 14 – 16)
Арриан – греческий историк II в. н. э. из города Никомедии в Малой Азии. Римский сенатор и консул. Автор многочисленных сочинений, из которых значительная часть потеряна. Дошедшее до нас сочинение Арриана «Анабасис Александра» является важным историческим источником по истерии завоеваний в монархии Алгксандра Македонского, а также стран, входивших в нее.
Некоторое время оба войска на высоких берегах реки стояли спокойно, выжидая, что будет. И на той и на другой стороне была полная тишина. Персы выжидали наступления македонцев, чтобы напасть на них во время переправы через реку. Тогда Александр вскочил на коня и, приказав окружавшим его людям следовать за ним и проявить свою храбрость, послал в воду передовые отряды конницы, а также пэонцев , под командой Аминты , сына Аррабайя, и один отряд пехоты, впереди же всех он послал Птолемея, сына Филиппа, командовавшего конным отрядом Сократа – этот отряд случайно был в этот день головным отрядом всей конницы. Сам же во главе левого фланга под звуки труб и пения пэана в честь Ареса Эниалийского, он вступает в реку, все время растягивая строй в косую линию там, где людей увлекало быстрое течение воды, с таким расчетом, чтобы персы не напали на него с боков во время выхода на берег, но чтобы самому, насколько будет возможно, напасть на них строем фаланги .
15. А персы, которые стояли впереди на высоком берегу против отрядов Аминты и Сократа, стали в этом месте сами обстреливать врага – сверху вниз; одни из них, стоявшие на возвышенной местности над берегом, бросали стрелы в реку, другие, стоявшие ниже, спускались до самой воды. И произошло столкновение всадников: с одной стороны, выходящих на берег из воды, с другой стороны, препятствующих им в этом. При этом персы теряли множество своих дротиков, так как македонцы бились тяжелыми копьями. Однако, будучи гораздо малочисленней, македонцы попали при первом столкновении в тяжелое положение, так как им приходилось защищаться снизу вверх из реки и притом стоя на нетвердой почве, персы же нападали с высокого берега. Кроме того, против них стояла самая сильная часть персидской конницы, и дети Мемнона и сам Мемнон с ними подверглись большой опасности. Первые македонцы, столкнувшись с персами, были ими зарублены, проявив большое мужество, те же, которые находились перед двигавшимся за ними Александром, уклонялись в сторону от ударов. Но Александр был уже близко. Он вел за собой правый фланг, и первый напал на персов в том месте, где столпилось особенно много всадников и где были персидские командиры. Вокруг него завязалась ожесточенная битва. За это время один за другим без труда переходили реку отдельные отряды македонцев. Битва происходила между всадниками, но была больше похожа на пешую битву. Кони сталкивались в этой битве с конями, а люди с людьми: македонцы пытались оттолкнуть весь строй персов с возвышенного берега и заставить их сойти в долину, а персы старались мешать переправе и толкали македонцев обратно в реку. При таких обстоятельствах воины Александра получили преимущество, – потому что кроме того, что обладали большой физической силой и выказывали много мужества, они бились крепкими копьями из крушины против слабых дротиков неприятеля.
16. Наконец, персы и их кони, получая со всех сторон удары копий по лицу и по голове и выбиваемые с коней, а также много страдавшие от легко вооруженных, сражавшихся рядом со всадниками, подались прежде всего на том участке боя, где первоначально большой опасности подвергался Александр. И как только раскрылся перед ними проход посредине между приведенными в расстройство рядами конницы, началось общее бегство. Персидских всадников было убито до тысячи человек. Но большой погони за бегущими не было, потому что Александр обратился против греческих наемников. Их толпа больше вследствие неожиданно охватившего их страха, нежели из какого – либо соображения, оставалась на том же месте, где они стояли раньше. На них то и повел Александр свою фалангу, отдав приказ атаковать их в лоб; почти все были перебиты; никому не удалось бежать, спаслись только те, кто укрылся под трупами павших. Около двух тысяч человек было взято в плен…
Из македонской тяжелой конницы гетайров погибло при первой стычке около двадцати пяти человек. Их медные изображения были поставлены в храме Зевса. Александр приказал сделать их скульптуру Лисиппу , которому одному только удалось хорошо сделать статую самого Александра. Других всадников погибло больше шестидесяти, пехотинцев – около тридцати. Их Александр предал погребению на следующий день с оружием и другими знаками почета. Их родителей и детей по всей стране Александр освободил от налогов и от других повинностей, которые лежали на них лично и на их имуществе. Раненых он окружил полной заботливостью, сам обходил всех, осматривал раны, спрашивал, при каких обстоятельствах каждый был ранен, и позволял им все рассказывать и даже прихвастнуть. Он предал погребению также и греческих наемников, убитых среди врагов, а тех, кого он захватил из них в плен, отправил закованных в Македонию на рабские работы за то, что они наперекор общему мнению эллинов, будучи сами эллинами, сражались на стороне варваров против Эллады. И в Афины он послал триста экземпляров полного персидского вооружения в качестве дара богине Афине. Говорят, что при этом была сделана надпись: «Александр, сын Филиппа, и все эллины, кроме лакедемонян, сняли эти доспехи с варваров, населяющих Афины».
Пер. В. С. Соколова.
№ 131. БИТВА ПРИ ГАВГАМЕЛАХ
(Арриан, Анабасис Александра, III, 11 – 15)
Дарий со своим войском простоял в ту ночь в том строю, в каком первоначально построились, потому что они боялись, как бы неожиданно не напали на них неприятели…
Именно, войско Дария было построено следующим образом:
…на левом его фланге стали бактрийские всадники и с ними дай и арахоты, за ними стали персы: всадники вперемежку с пехотинцами, за персами сузиане, за этими кадусийцы. Таков был строй от левого фланга до центральной части всей боевой линии. С правого фланга были поставлены всадники из Келесирии и из Месопотамии; на правом же фланге стояли лидийцы, за ними парфяне и саки, за ними тапуры и гирканы, за ними, наконец, албаны и сакесины; эти последние тоже доходили до центральной части строя. В центре, где находился сам царь Дарий и его родственники , стали телохранители царя, персы, индусы и так называемые выселенцы, т. е. выселенные с родины карийцы и мардские стрелки. В глубине строя стояли уксии, вавилоняне и племена, жившие по берегу Красного моря, и ситакены. Перед левым флангом, против правого фланга Александра, стали скифские и бактрийские всадники числом до тысячи, и сто серпоносных колесниц . Слоны и пятьдесят серпоносных колесниц были поставлены около царского отряда Дария. Перед правым флангом были поставлены еще пятьдесят колесниц и всадников из Армении и Каппадокии . Наемники греческие стояли по обе стороны царя и его приближенных персов против самой македонской фаланги, как единственные равные ей по силе.
Войско Александра было построено таким образом: правое его крыло заняла македонская конница гетайров, перед ней стал царский отряд, которым командовал Клит , сын Дропида… Всей македонской конницей командовал Филота, сын Пармениона . Рядом с фалангой македонцев стал первый вспомогательный отряд щитоносцев македонской конницы, а за ним другие щитоносцы, командовал ими Никанор, сын Пармениона… Левый фланг македонской фаланги занимал отряд Кратера, сына Александра, и сам же Кратер командовал левым крылом пехоты. Рядом с ним стояли всадники союзников, которых возглавлял Эригий, сын Лариха. Рядом с ними на крайнем левом фланге стояли фессалийцы под начальством Филиппа, сына Менелая. Всем же левым флангом командовал Парменион , сын Филоты, вокруг него толпились фарсальские всадники, самые сильные и многочисленные из всей фессалийской конницы.
12. Таков был строй Александра с фронта. Но он поставил вторую линию, чтобы его фаланга была двусторонняя. Командирам этого второго строя он предписал, чтобы они, если увидят, что персы окружают их людей, оборачивались им навстречу и принимали на себя удар варваров… Впереди всего строя стали всадники из наемников под командой Менида. Впереди царского отряда и других отборных частей стала половина агрианов и стрелки Балакра. Эти заняли место против серпоносных колесниц… Все войско Александра состояло из семи тысяч всадников и около сорока тысяч пехоты.
13. Когда оба войска приблизились друг к другу, то можно было разглядеть, как Дарий и окружавшие его персидские телохранители и индусы, и албаны, и выселенные с родины карийцы, и мардские стрелки стояли против самого Александра и его царского отряда. Тогда Александр повел свое войско, выдвигая все больше свое правое крыло, а персы пошли вперед, напирая больше на свое левое крыло. Вот уже скифские всадники вошли в соприкосновение с передовыми отрядами армии Александра, а он все продвигался вправо и уже собирался сойти с ровной местности, находившейся перед строем персов. Тогда царь Дарий, видя, что македонцы отходят на неровные холмистые места, испугался, как бы не оказались бесполезными для него заготовленные им серпоносные колесницы, отдал приказ передовому отряду левого фланга объехать правое крыло, которое вел сам Александр, и воспрепятствовать их дальнейшему продвижению. Когда это стало приводиться в исполнение, Александр приказал наемным всадникам, бывшим под командой Менида, напасть на наступающих неприятелей. Тогда против конницы Александра бросилась скифская конница и стоявшая вместе с ней конница бактрийцев; превосходя численно небольшие силы неприятельского отряда, они легко его оттеснили. Тогда Александр приказал выступить против скифов пэонцам во главе с Аристоном и наемническим силам, и варвары подались. Однако бактрийцы и другие, столкнувшиеся с пэонцами и наемническими всадниками Александра, остановили своих воинов, обратившихся в бегство, и снова восстановили конную битву. Больше всего людей пало со стороны Александра, потому что их подавляла масса варваров и потому что скифы и их лошади были лучше снаряжены для битвы. Но македонцы выдержали их натиск и, сами переходя в наступление мелкими отрядами, выбивали их из строя.
Между тем варвары двинули против Александра и свои серпоносные колесницы, чтобы привести в замешательство его фалангу. Но в этом они особенно сильно просчитались. Как только они двинулись, одни из них были засыпаны стрелами агриан и лучников Балакра, стоявших впереди македонской конницы, у других македонцы резали постромки, стаскивали с них колесничих и, обступив лошадей, забивали их. Некоторым колесницам, однако, удалось проехать через ряды противников. Но те, согласно данному приказу, расступались, чтобы пропустить колесницы мимо себя. В большинстве таких случаев оказывалось, что и сами колесницы и люди, против которых они скакали, оставались неповрежденными. Но и такие колесницы попадали в руки конюхов в войске Александра или царских щитоносцев.
14. Когда Дарий повел свой строй в наступление, Александр приказал Арете ударить на тех всадников, которые объезжали его правый фланг, с целью его окружить, а сам вел свое войско, все время вытягивая его в колонну. Когда же всадникам, бросившимся на помощь правому крылу, которому угрожало окружение, удалось в одном месте разорвать строй варваров, он, повернувшись в сторону прорыва и поставив как бы клином македонскую конницу и стоявшую с ней фалангу, бросил ее бегом и с боевыми кликами прямо на самого Дария. После этого в скором времени он овладел ходом битвы. Окружавшие Александра всадники и сам он с большой силой напирали на врагов, наносили персам удары копьями в лицо, да и фаланга македонская, выступая тесным строем со своими длинными копьями – сариссами наперевес, бросилась на них со всех сил. Тогда уже и раньше напуганному Дарию показалось, что против него направлены сразу все ужасы войны с македонцами, и он первый обратился в бегство. Такой же панике поддались и персидские всадники, окружавшие правое крыло Александра, когда против них со всей силой бросилась конница Ареты.
Начавшееся бегство персов приняло большие размеры. Македонцы преследовали их и избивали бегущих. Однако отряд Симмия и стоявшие с ним всадники не имели возможности принять участия в этом преследовании неприятеля. Они оставались на своем месте и продолжали биться, так как распространился слух, что левое крыло македонской фаланги попало в тяжелое положение. Здесь образовался прорыв фаланги, и через него некоторые части индусов и персидской конницы пробились до самого обоза македонцев. Там завязалась ожесточенная битва. Персы смело бросались на людей, преимущественно не вооруженных, не предполагавших, что кто – нибудь сможет к ним проникнуть, прорвав двойной строй фаланги, да и пленные варвары, видя, что персы перешли в наступление, помогали им избивать македонцев. Однако командиры отрядов, стоявших поблизости от первой фаланги, узнав о происходящем, согласно данному им приказу, быстро обратились в эту сторону, зашли наступающим персам в тыл и перебили многих из тех, кто пробрался к македонскому обозу. Некоторая часть уцелевших персов, подавшись в сторону, спаслась бегством, другая часть, стоявшая на правом фланге персидской армии, не зная о бегстве Дария, объехав левый фланг Александра, напала на всадников Пармениона.
15. Как только положение македонцев стало тяжелым, Парменион поспешно отправил к Александру вестника сказать, что у них продолжается бой и что им нужна помощь. Александр, получив это известие, прекратил преследование персов и, повернув обратно с македонской конницей, бросился во весь опор к правому флангу варваров Прежде всего он напал на обратившихся в бегство парфянских всадников, а затем на часть индусских, главным же образом на лучших персидских. Здесь произошла самая ожесточенная во всей битве схватка. Варвары, стоящие в глубине строя сплоченными отрядами, обратились теперь (против Александра и действовали лобовыми ударами не так, как привыкли действовать в конной битве, бросая дротики или маневрируя конями, но старались сокрушить все, что стояло на их дороге, считая, что в этом единственный путь к спасению; они рубили неприятеля и сами падали от его ударов, потому что сражались не за победу другого, но за свое собственное спасение. В этой схватке пало из рядов гетайров Александра около шестидесяти человек и ранены были сам Гефестион , Кин и Менид. Но победа осталась на стороне Александра.
Кому из этих варваров удалось прорваться через конницу Александра, те бросились бежать. Александр же готов был сразиться и с правым флангом неприятеля. Но отважно сражавшиеся на этом фронте фессалийские всадники не оставили Александру никакого дела. Когда он подошел к правому флангу неприятеля, стоявшие там части уже пустились бежать, так что Александр вернулся опять к преследованию Дария. Он преследовал его пока было светло.
Всадники Пармениона тоже преследовали варваров, стоявших против них. Александр, перейдя через реку Лику, расположился лагерем, чтобы дать небольшой отдых людям и лошадям. Парменион же занял лагерь варваров и захватил там слонов и верблюдов.
Пер. В. С. Соколова.
№ 132. ВОССТАНИЕ СПИТАМЕНА
(Арриан, Анабасис Александра, IV, 5 – 6, 16, 17)
Племена Средней Азии только номинально считались персидскими подданными. Когда войска Александра вторглись в их пределы, то встретили особенно сильное сопротивление. Между Оксом (Аму – Дарья) и Яксартом (Сыр – Дарья) в Согдиане и Бактрии в тылу у Александра в 329 – 328 гг. до н. э. произошло большое восстание согдийских и скифских племен под руководством согдийца Спитамена. Восстание принадлежит к числу важнейших событий из истории борьбы против захватчиков, которую вели свободолюбивые племена, проживавшие на территории нашей родины в Средней Азии.
…Оставленный в цитадели Мараканды македонский гарнизон при нападении, произведенном на него Спитаменом, сделал вылазку, умертвил при этом несколько неприятелей, отразил их всех, и сам без потерь возвратился в крепость. Когда Спитамен узнал, что посланное Александром подкрепление уже подходит к Мараканде, то прекратил осаду крепости и удалился в столицу Согдианы . Фарнух и бывшие с ним полководцы поспешили прогнать его совсем из пределов Согдианы и преследовали при отступлении, но неожиданно наткнулись на скифов – кочевников. Тогда Спитамен присоединил к себе около 600 скифских всадников и, ободренный скифской помощью, решился ожидать наступления македонцев…
Близ Мараканды (на берегах Зеравшана ) македонцы были стеснены со всех сторон и бежали на небольшой остров на реке. Здесь скифы и всадники Спитамена окружили их и перестреляли; только немногих захватили в плен и перебили.
Аристобул рассказывает, что большая часть войска была уничтожена в засаде, так как скифы скрылись в лесах, откуда и напали на македонцев во время самого сражения… Когда до Александра дошло известие об этом,… он решил идти на Спитамена, взяв половину конных гетайров, всех щитоносцев, стрелков, агриан и самых легких из фаланги. Александр пошел с ними в Мараканду, так как узнал, что Спитамен снова возвратился туда и снова начал осаждать его гарнизон в крепости. В три дня Александр прошел 1 500 стадий и на четвертый день, на рассвете, пришел к городу. Спитамен со своими людьми, услышав о приближении Александра, не остался на месте, покинул город и бежал. Александр непрерывно преследовал его и, придя на то место, где произошло сражение, приказал похоронить воинов, как только позволило время, и преследовал бежавших до пустыни, откуда поворотил назад, опустошил страну и перебил варваров, скрывшихся в укрепленные места, так как было известно, что они участвовали в нападении на македонцев. Таким образом, Александр прошел всю область, орошаемую рекой Политиметом . Где вода теряется, там начинается уже пустыня в этой стороне, а эта река исчезает в песке, хотя она очень обильна водой. Здесь точно так же исчезают и другие реки, которые велики и всегда обильны водой, как – то: Эпард, протекающий через землю мардов, Арей, по которому носит и название страна ариев, и Этимандр , протекающий по земле эвергетов. Все это такие реки, из которых ни одна не меньше фессалийской реки Пенея, протекающей по Темпейской долине и впадающей в море. Политимет гораздо больше Пенея.
С частью своего войска Александр прошел в Согдиану, а Полисперхонту, Атталу, Горгию и Мелеагру приказал оставаться здесь, в Бактрии , с наказом держать в повиновении страну, чтобы варвары не учинили в ней смуты, и покорить уже отпавших.
Когда все войско, пройдя значительную часть Согдианы, пришло в Мараканду, Александр отослал Гефестиона заселять снова города Согдианы, а Кена и Артабаза послал к скифам, так как получил известие, что Спитамен бежал к ним. С остальным войском прошел сам дальше по Согдиане и снова без труда овладел местностями, находившимися еще во власти мятежников. В то время как Александр был занят этим, Спитамен и с ним несколько согдийцев, бежавших в страну скифов, называвшихся массагетами , собрали около себя 600 массагетских всадников и явились с ними перед одним укреплением, в Бактрии; напали на начальника укрепления, не ожидавшего ничего враждебного, и на бывший с ним гарнизон; солдат изрубили, а его самого взяли в плен и держали под стражей. Взятие этого укрепления придало им мужества, и несколько дней спустя они подступили к Зариаспе и хотя не решились напасть на этот город, тем не менее взяли много добычи и угнали ее с собой. В Зариаспе оставалось только немного полубольных всадников – гетайров.
…Узнав о набеге скифов, они собрали между наемниками, оставленными защищать Зариаспу, около 80 всадников с несколькими царскими слугами, пошли на массагетов… и отняли у скифов всю добычу. Но при беспорядочном возвращении назад они попали в засаду Спитамена и скифов, потеряли 6 гетайров и 60 наемных всадников.
Узнав об этом, Кратер поспешно выступил против массагетов… Завязался бой, и победили македонцы…
Кену с его людьми, с отрядом Мелеагра, с 400 приблизительно конных гетайров, со всеми конными аконтистами и теми бактрийцами и согдийцами, которые находились в отряде Аминты , царь приказал оставаться на этом месте, повиноваться Кену и зимовать здесь, в Согдиане, как для защиты страны, так и для того, чтобы, если как – нибудь Спитамен зимою сделает набег на эту страну, заманить его в засаду и схватить.
Между тем Спитамен со своими людьми, видя, что все занято македонским гарнизоном и бегство для него повсюду затруднительно, обратился против Кена и его отряда, вполне надеясь победить его в сражении. Придя к Багам, согдианскому укреплению, лежащему на границе между Согдианой и массагетской Скифией, он со своими сторонниками без труда подговорил около 3000 скифских всадников сделать вместе с ним набег на Согдиану. Эти скифы живут в большой бедности, и так как не имеют ни городов, ни определенных жилищ, чтобы бояться и за самое дорогое для них, то их легко было подготовить к тому или другому походу. Когда Кен и его товарищи узнали о приближении с конницей Спитамена, то также вышли ему навстречу со своим войском. Произошла упорная битва, и победили македонцы. В этом бою пало свыше 800 варварских всадников, из конницы Кена около 25 человек и из пехоты – 12. Согдийцы, оставшиеся еще при Спитамене, и многие бактрийцы покинули его во время бегства, пришли к Кену и сдались ему. А скифы – массагеты, так как предприятие их кончилось неудачно, разграбили обоз сражавшихся заодно с ними бактрийцев и согдийцев и убежали со Спитаменом в пустыню. Но когда к ним пришло известие о движении Александра с целью проникнуть в их пустыню, они отрубили Спитамену голову и отослали ее к Александру, чтобы таким образом отклонить опасность от самих себя.
(Л. В. Баженов, Древние авторы о Средней Азии, стр. 52, 54 – 55).
№ 133. БИТВА АЛЕКСАНДРА С ИНДИЙСКИМ ЦАРЕМ ПОРОМ
(Плутарх, Александр, 60)
Александр сам в своих письмах описал, как произошло его сражение с Порой. Он пишет, что между обоими лагерями протекала река Гидасп , и Пор, поставив на противоположном берегу слонов, непрерывно охранял переправу. Сам Александр каждый день подымал большой шум и крик в своем лагере, приучая варваров его не бояться. В одну бурную и безлунную ночь он взял с собой небольшой отряд пехоты и самых отборных и сильных всадников и, отойдя от неприятеля на некоторое расстояние, переправился на небольшой остров. В это самое время полил сильный дождь, над его лагерем засверкали молнии и загремел гром; на глазах царя несколько солдат было даже убито или опалено молнией. Тогда он с островка хотел переправиться на другой берег. Вода в Гидаспе от дождя поднялась, река превратилась в бурный поток и размыла большую часть берега. Александр и его солдаты не могли твердо стать в образовавшемся пространстве, скользили и падали. Тогда, говорят, Александр воскликнул: «О афиняне, вы и представить себе не можете, скольким я подвергаюсь опасностям ради того, чтобы заслужить ваше уважение!» Но это передает Онесикрит . Сам же Александр пишет, что его солдаты с оружием в руках, соскочив с плотов, бросились в воду и по грудь в воде стали переходить через размытое рекою место. Когда Александр вышел на берег, он оказался на расстоянии двадцати стадий от своей пехоты. Он стал соображать, что если неприятель пойдет в наступление с одной конницей, то у него самого будет большой перевес в силе, если же враг двинет против него пехоту, то его собственная пехота успеет подойти к нему раньше. Первое его предположение осуществилось. Он легко отбил выступивших против него тысячу всадников с шестьюдесятью колесницами. Колесницы он захватил все, а из всадников уложил четыреста человек.
Пор, выждав, когда Александр переправился через реку, двинул против него все свои силы, оставив в лагере лишь столько воинов, чтобы препятствовать дальнейшей переправе македонцев через реку. Боясь слонов и многочисленности неприятеля, Александр сам напал на левый его фланг, а Кену приказал остановить правый. Под действием такого двойного удара враг стал отступать к слонам и собирать разбитые отряды. Там битва носила беспорядочный характер. Только в восьмом часу индусы обратились, наконец, в бегство.
Пер. В. С. Соколова.