Северное причерноморье и Кавказ

ХРЕСТОМАТИЯ ПО ИСТОРИИ ДРЕВНЕГО МИРА

ТОМ 3. ДРЕВНИЙ РИМ
СЕВЕРНОЕ ПРИЧЕРНОМОРЬЕ И КАВКАЗ В КОНЦЕ РЕСПУБЛИКИ И В ЭПОХУ ИМПЕРИИ
В настоящей главе дается материал по истории Северного Причерноморья и Кавказа, который имеет непосредственное отношение к истории Рима. В экономической и политической жизни Римского государства области юга нашей страны начинают играть значительную роль со времени войны с Митридатом Евпатором, царем Понта (I в. до н.э.).
Для правильного понимания соотношения сил, сложившегося в Северном Причерноморье, необходимо учитывать роль местного населения – скифов, тавров, синдов, сарматов и др. Особое внимание следует уделить характеристике сильного скифского государства в Крыму с центром в Неаполе Скифском. Анализ экономики Северного Причерноморья, развитие там товарного производства необходимо давать в свете указаний товарища Сталина в его классической работе «Экономические проблемы социализма в СССР». Товарищ Сталин пишет: «Нельзя рассматривать товарное производство, как нечто самодовлеющее, независимое от окружающих экономических условий. Товарное производство старше капиталистического производства. Оно существовало при рабовладельческом строе и обслуживало его…» (И. Сталин, Экономические проблемы социализма в СССР, Госполитиздат, 1952, стр. 15).
Античные авторы сообщают нам о необыкновенно плодородной почве Причерноморья (док. № 85) и о выгодном географическом положении городов, находившихся в устьях рек и обладавших хорошими гаванями. Митридат VI Понтийский использовал все средства, чтобы включить богатейшие области Причерноморья в состав своих владений. Следует указать, что понтийскому царю пришлось встретиться в Северном Причерноморье с большими трудностями – с нападениями скифов и с восстанием рабов во главе с Савмаком. Особое внимание при анализе этого события следует обратить на социальный состав восставших и подчеркнуть, что дольше всего восстание продолжалось в городах Феодосии и Пантикапее, где было сосредоточено наибольшее количество рабов, как работавших в мастерских, так и занятых обработкой земель. Савмак объявил себя царем и управлял Боспорским царством два года. Лишь с большим трудом восстание было подавлено полководцем Митридата Евпатора Диофантом.
После неоднократных поражений в борьбе с Римом Митридат бежит на север, под защиту скифских и сарматских племен. Об этом подробно рассказывается у Аппиана в его сочинении, специально посвященном Митридату Евпатору (док. № 87, 88).
Во взаимоотношениях с Боспорским царством следует отметить упорную тенденцию римлян посадить своих ставленников на Боспорский престол, что встречало активное сопротивление греческих городов и местного населения. В эпоху Цезаря был убит римский ставленник Митридат Пергамский, погибший в борьбе с наместником Боспора Асандром. Во времена Августа на Боспоре погиб в борьбе с племенем аспургиан римский ставленник Полемон. В этот период Боспор чеканит золотую монету, а боспорские цари, и в первую очередь Аспург, правивший с 10 по 36 г. н.э., проводят независимую от Рима политику.
Важно остановиться на восстании Митридата VII, царя Боспорского, против Рима. Об этом событии мы знаем из подробного изложения в «Анналах» Тацита (док. № 89). Восстание против Рима широко распространилось – кроме Боспорского царства, восстали и местные племена, в том числе племя сираков.
Следует отметить при анализе этого документа позицию римского императора Клавдия, который не захотел вести войну против населения Северного Причерноморья, «где цари так воинственны, народы кочевые, почва бесплодна». Интересно, что Митридат, привезенный в качестве пленника в Рим, «держал речь смелее, чем дозволяло его положение».
Сравнительно скоро после восстания Митридата VII в Понте имело место и другое восстание, направленное против римлян. Восставшие во главе с рабом Аникетом (док. № 91) перебили римский гарнизон, находившийся в Трапезунде, и уничтожили флот римлян.
Нужно подчеркнуть, что это антиримское движение приобрело такой широкий размах, что император Веспасиан для подавления его вынужден был направить войска под командой Виргидия Гемина.
Во второй половине II в. и первой половине III в. н.э. Северное Причерноморье, и в первую очередь Боспорское царство, переживает эпоху подъема. Объясняется это прежде всего тем, что в экономике греческих государств значительно повышается роль местного производства, достигшего к этому времени высокого уровня развития. С середины III в. н.э. Северное Причерноморье вступает в период упадка. Нужно подчеркнуть, что этот кризис являлся частью того процесса, который переживала вся империя с середины III в., в силу экономического и политического ослабления бывшая уже не в состоянии охранять свои границы от вторжения иноземных племен. Первыми из припонтийских областей подверглись нападению готов города западного Причерноморья, а затем и Боспорское царство. Евтропий, живший в конце IV в., рассказывает нам о том, что Понт и Азия в середине III в. были опустошены готами. Имеются сведения у античных авторов этого времени и о тяжелом внутреннем положении греческих государств Северного Причерноморья в эту эпоху. Следует подчеркнуть, что, несмотря на ухудшение экономического и политического положения областей Северного Причерноморья, они сохраняли свою самостоятельность и не были включены в число римских провинций.
Окончательный удар существованию Боспорского царства и других греческих городов Северного Причерноморья был нанесен вторжением гуннов в конце IV в., описание которых оставил нам Аммиан Марцеллин {док. № 110). Античный мир Северного Причерноморья разделил участь Римской империи, он распался в результате внутреннего социально-экономического кризиса, усугубленного борьбой против него местного населения.
№ 85. ПРИРОДНЫЕ БОГАТСТВА СЕВЕРНОГО ПРИЧЕРНОМОРЬЯ И КАВКАЗА
(Страбон, География, VII, 4, ХI, 2)
За исключением гор, которые тянутся вдоль моря до Феодосии , весь полуостров (Таврический) представляет плодородную равнину с хорошей почвой и чрезвычайно богатую хлебом: поле здесь, вспаханное любым сошником, дает урожай сам-тридцать. Что касается до размеров дани, то жители платили Митридату 180 тысяч медиммов , а вместе с азиатскими частями, что около Синдики , они, платили 200 талантов серебра. В прежние времена отсюда вывозился к эллинам хлеб, подобно тому как соленая рыба доставлялась из Мэотиды . Рассказывают, что Левкон из Феодосии послал афинянам 2 100 000 медимнов . Эти жители полуострова специально назывались земледельцами, в отличие от обитавших над ними номадов , которые питались мясом разных животных, преимущественно кониной… На реке Фасис лежит одноименный с ней город, торговый центр колхов , защищенный с одной стороны рекой, с другой – озером, с третьей – морем. Отсюда два или три дня плавания до Амиса и Синопы , так как побережье около устьев рек очень илисто. Край этот богат всякими плодами: кроме меда, который большей частью горчит, есть здесь и все, необходимое для судостроения. Много такого материала произрастает на месте, а кроме того сплавляется по рекам. Здесь производится также много льна, конопли, воска и смолы. Льняные изделия даже славятся и вывозятся в другие страны.
Перев. Ф. Г. Мищенко и В. С. Соколова.
№ 86. ВОССТАНИЕ САВМАКА НА БОСПОРЕ
(Декрет в честь Диафанта IPE, I/2 № 352)
Декрет в честь Диофанта был найден в 1877 г. при раскопках в Херсонесе, датируется концом II в. до н.э. Там описываются события, связанные с деятельностью Диофанта, полководца Митридата Евпатора, в Северном Причерноморье. Жители греческого города Херсонеса, расположенного на Крымском полуострове, под угрозой нашествия скифов попросили помощи у понтийского царя Митридата, и тот отправил к ним войско под командованием Диофанта. В благодарность за оказанное им содействие жители Херсонеса поставили этот дошедший до нас декрет. В этом документе имеется важное свидетельство о восстании скифов-рабов во главе с рабом Савмаком, которое было с большим трудом подавлено Диофантом. Факт этого восстания бесспорно установлен советскими учеными академиками А. Жебелевым и В. В. Струве.
…[херсонеоцы] предложили: так как Диофант, сын Асклепиодора, гражданин Синопы , наш друг и благодетель, пользуясь доверием и уважением, как никто, со стороны царя Митридата Евпатора, постоянно оказывается виновником всего хорошего для нашего города, направляя царя на самое прекрасное и славное. Будучи им привлечен и приняв на себя войну против скифов, Диофант прибыл в наш город и мужественно со всем войском переправился на ту сторону . Когда скифский царь Палак внезапно напал на Диофанта с большим полчищем, он, быв тем самым вынужден выстроить свое войско в боевой порядок, обратил в бегство скифов, считавшихся до тех пор непобедимыми, и таким образом, устроил так, что царь Митридат Евпатор первый водрузил над ними трофей. Покорив соседних тавров и основав на том месте город , Диофант отлучился в боспорские местности и там в короткое время совершил много великих дел. Снова вернувшись в наши места и взяв с собою граждан цветущего возраста, Диофант продвинулся в центр Скифии, и, после того как скифы сдали ему царские укрепленные пункты Хабеи и Неаполь, вышло так, что почти все скифы стали подвластны царю Митридату Евпатору. Благодарный народ за все это почтил Диофанта приличествующими почестями, как освобожденный уже от владычества варваров. Когда скифы, обнаружив врожденное им вероломство, отложились от царя и изменили [утвердившееся] положение вещей, это заставило царя Митридата Евпатора снова отправить Диофанта с войском [в Херсонес]. Диофант, хотя время склонялось к зиме, взял своих воинов и самых сильных их [херсонесских] граждан, двинулся против наиболее укрепленных пунктов скифов, но был задержан непогодою, поворотил в приморские местности, захватил Керкинитиду и «укрепления» и приступил к осаде жителей Прекрасной гавани . Тогда Палак, полагая, что время ему содействует, собрал всех своих, а сверх того привлек на свою сторону племя ревксиналов … Диофант сделал разумную диспозицию [своих сил]. И вышло так, что была победа для царя Митридата Евпатора прекрасная и достопамятная на все времена: из пехоты [вражеской] почти никто не спасся, из конницы же немногие спаслись бегством . Не оставаясь ни минуты в бездействии, Диофант с войском в начале весны пошел на Хабеи и Неаполь. Со веем тяжелым…бежать, а остальных скифов принудил совещаться о своем положении.
Диофант отправился в боспорские местности и устроил тамошние дела прекрасно и полезно для царя Митридата Евпатора.
Когда скифы, с Савмаком во главе, произвели государственный переворот и убили выкормившего их (т. е. скифов) боспорского царя Перисада, на Диофанта же составили заговор, последний, избежав опасности, сел на отправленное за ним [херсонесскими] гражданами судно и, прибыв [в Херсонес], призвал на помощь граждан. [Затем], имея ревностного сотрудника в лице посылавшего его царя Митридата Евпатора, Диофант, в начале весны [следующего года], прибыл [в Херсонес], с сухопутным и морским войском, и, присоединив к нему отборных [херсонесских] воинов, разместившихся на трех судах, двинулся [морем] из нашего города [Херсонеса], овладел Феодосией и Пантикапеем, покарав виновников восстания. Савмака же, убийцу царя Перисада, захватив в свои руки, отправил в царство [т. е. в Понт], и снова приобрел власть [над Боспором] для царя Митридата Евпатора…
Перев. С. А. Жебелева с исправлением В. В. Струве.
№ 87. ПЛАНЫ МИТРИДАТА ПОНТИЙСКОГО В БОРЬБЕ С РИМОМ
(Аппиан, Митридатовы войны, 101, 102)
Митридат, оттесненный только со своею личной охраной к круче и бежавший, оказался с несколькими наемными всадниками и с тремя тысячами пехоты, которые тотчас последовали за ним в укрепление Синорегу, где у него были спрятано много денег. Он дал подарки и плату за год тем, которые бежали вместе с ним. С 6000 талантов он устремился к истокам Евфрата, чтобы там перейти в область колхов. Быстро двигаясь и день и ночь, он уже на четвертый день перешел Евфрат, в течение трех следующих он стоял на месте и вооружал тех, кто был с ним или к нему подходил. Затем он вторгся в Хотенейскую Армению; там он прогнал хотенейцев и иберов, хотевших помешать ему стрелами и пращами, и перешел реку Апсар. Иберов, живущих в Азии, одни считают предками, другие – колонистами европейских иберов, третьи же – только одноименным с ними племенем: у них ничего нет общего ни по нравам, ни по языку. Митридат перезимовал в Диоскурах – этот город колхи считают доказательством того, что диоскуры плыли вместе с аргонавтами. Там Митридат задумал не малое дело, и не такое, на которое мог бы решиться человек, находящийся в бегстве: он задумал обойти кругом весь Понт и скифов припонтийских и, перейдя Мэотийское болото, напасть на Боспор и, отобрав страну, где властвовал сын его, Махар, оказавшийся по отношению к нему неблагодарным, вновь оказаться перед римлянами и воевать с ними уже из Европы, тогда как они будут в Азии, поставив между собою и ими тот путь, который, как считают, был назван Боспором («путем быка»), потому что его переплыла Ио, когда она, обращенная ревностью Геры в корову, должна была бежать.
Как ни фантастичен был план, за который ухватился Митридат, однако он стал прилагать старания его выполнить. Он прошел через земли скифских племен, воинственных и враждебных, частью договариваясь с ними, частью принуждая их силою: так, даже будучи беглецом и в несчастии, он вызывал к себе почтение и страх. Он прошел мимо гениохов, [дружески] принявших его; ахейцев же обратил в бегство и преследовал. Говорят, что когда ахейцы возвращались из-под Трои, они бурей были занесены в Понт и много страдали от варваров, как эллины; они послали на родину за кораблями, но так как на них не обратили никакого внимания, они рассердились на все эллинское племя, и всех эллинов, которых брали в плен, они стали убивать по обычаю скифов, – сначала, в гневе, всех, с течением же времени только самых красивых из них, а потом тех, на кого падет жребий. Вот что рассказывают о скифских ахейцах. Когда Митридат вступил в область Мэотиды, в которой много правителей, то все они приняли его (дружески), ввиду славы его деяний и его царской власти, да и военная сила его, бывшая еще при нем, была значительна; они пропустили его, и обменялись взаимно многими подарками; Митридат заключил с ними союз, задумав другие, еще более удивительные планы: итти через Фракию в Македонию, через Македонию в Пэонию, а затем вторгнуться в Италию, перейдя Альпийские горы. Для укрепления этого союза он отдал замуж за наиболее могущественных из них своих дочерей. Когда его сын Махар узнал, что он совершил столь огромный путь в столь короткое время и прошел через столько диких племен и через так называемые «скифские запоры», до тех пор для нас непроходимые, он отправил к нему послов, чтобы оправдаться перед ним, якобы он по необходимости служит римлянам; но, узнав, что Митридат находится в крайнем гневе, он бежал на мыс [Херсонес], находящийся в Понте, сжегши корабли, чтобы отец не мог его преследовать. А когда Митридат послал против него другие корабли, он, предупредив его, лишил себя жизни. Всех его друзей, которых он сам дал ему, когда тот уходил управлять этой страной, Митридат казнил; тех же из приближенных своего сына, которые служили ему как личному другу, он отпустил невредимыми.
Пер. С. П. Кондратьева.
№ 88. БОРЬБА МПТРИДАТА ЕВПАТОРА С РИМОМ
(Аппиан, Митридатовы войны, 109)
Потеряв столько детей и укрепленных мест и лишенный почти всего царства, уже являясь совершенно небоеспособным и не рассчитывая добиться союза со скифами, Митридат тем не менее даже тогда носился с планом, не ничтожным или соответствующим его несчастиям: он задумал, пройдя через область кельтов, с которыми он для этой цели давно уже заключил и поддерживал союз и дружбу, вместе с ними вторгнуться в Италию, надеясь, что многие в самой Италии присоединятся к нему из-за ненависти к римлянам; он знал, что так поступил и Ганнибал, воюя в Испании, и вследствие этого был особенно страшен римлянам; он знал, что и недавно почти вся Италия отпала от римлян вследствие ненависти к ним и была в долгой и ожесточенной войне с ними и вступила в союз против них со Спартаком – гладиатором, человеком, не имевшим никакого значения. Принимая все это в соображение, он намеревался двинуться в область кельтов. Но хотя этот план, может быть, оказался бы для него блестящим, но его войско колебалось вследствие, главным образом, самой грандиозности этого предприятия; не хотелось им также отправиться в столь длительное военное предприятие, в чужую, землю и против людей, которых они не могли победить даже на своей земле. О самом Митридате они думали, что, отчаявшись во всем, он предпочитает умереть, совершив что-либо значительное, как прилично царю, чем окончить свои дни в бездействии. Но пока они оставались при нем и сохраняли спокойствие: ведь даже в несчастиях царь являл себя не как человек ничтожный и презренный.
Пер. С. П. Кондратьева.
№ 89. БОРЬБА БОСПОРСКОГО ЦАРСТВА ЗА НЕЗАВИСИМОСТЬ ПРИ МИТРИДАТЕ VII
(Тацит, Анналы, XII, 15-21)
Когда Митридат Боспорский , после потери своих владений блуждавший по разным местам, узнал, что римский полководец Дидий с главными своими силами удалился, а в Новом царстве остались молодой и неопытный Котис и немногие когорты под начальством римского всадника Юлия Аквилы, то он, презирая того и другого, стал подстрекать окрестные племена и привлекать к себе перебежчиков; наконец, собрав войско, он изгоняет царя дандаридов и захватывает его царство. Когда это стало известно и нападение Митридата на Боспор ожидалось с часу на час, то Аквила и Котис, не надеясь на собственные силы, потому что царь сираков Зорсин возобновил враждебные к ним отношения, также стали искать помощи извне и с этой целью отправили послов к Эвнону, стоявшему во главе племени аорсов . Нетрудно было склонить его к союзу, указывая на римское могущество в противоположность мятежнику Митридату. Итак было условлено, что Эвнон будет действовать конницей, а римляне возьмут на себя осаду городов.
Затем они выступают правильным строем, фронт и тыл которого занимают аорсы, центр – римские когорты и жители Боспора, вооруженные по-нашему. Они прогнали неприятеля и вступили в дандаридский город Созу , покинутый Митридатом из-за ненадежного настроения его жителей; решено было занять его и оставить гарнизон. Отсюда они идут далее на сираков и, перейдя реку Панду , окружают город Успу , расположенный на возвышенности и укрепленный стенами и рвами; впрочем, стены его, построенные не из камня, а из плетней и прутьев с насыпанной между ними землей, представляли слабую защиту против нападений. Осаждающие, выведя башни выше стен, факелами и копьями приводили в смятение осаждаемых, и если бы ночь не прекратила сражения, то взятие города было бы начато и завершено в один день.
На следующий день осажденные прислали посольство с просьбой пощадить свободных граждан, предлагая за это десять тысяч рабов. Победители отвергли это предложение, потому что избивать сдавшихся считали бесчеловечным, а конвоировать такую массу людей – трудным; поэтому решили, чтобы они лучше пали по праву войны, и солдатам, взобравшимся уже по лестницам, был подан сигнал к резне. Избиением успийцев был внушен страх остальным, которые уже ни в чем не видели безопасности, коль скоро сила оружия, укрепления, загражденные или возвышенные местности, реки и города не останавливают победителей. Зорсин долго думал о том, следует ли заботиться о Митридате в его затруднительном положении или о родном царстве; наконец, когда одержала верх польза его племени, он дал заложников и пал ниц перед изображением императора к великой славе римского войска, которое, одержав бескровную победу, как стало известно, находилось на расстоянии трех дней пути от реки Танаиса. Но при возвращении счастье нам изменило: некоторые из судов, [войска возвращались морем], были отнесены к берегам тавров и захвачены варварами, причем были убиты начальник когорты и большинство людей вспомогательного отряда.
Между тем Митридат, не видя никакой помощи в оружии, стал раздумывать о том, к чьему милосердию прибегнуть. Брата Котиса, давно ему изменившего и потом сделавшегося врагом, он боялся; а среди римлян никто не имел такого значения, чтобы его обещания могли иметь большую цену. Поэтому он обратился к Эвнону, который не питал к нему личной ненависти и был силен недавно заключенной с нами дружбой. Итак, надев скромное платье и приняв вид, наиболее подходивший к его положению, он входит во дворец Эвнона и, припав к его коленам, говорит: «Митридат, которого римляне столько лет ищут на суше и на море, является к тебе добровольно. Поступай, как тебе угодно, с потомком великого Ахемена ; это – одно, что не отняли у меня враги».
Эвнон, тронутый его знатностью, превратностями судьбы и полной достоинства просьбой, поднимает его с колен и хвалит за то, что именно народ аорсов и его, Эвнона, позвал он себе на помощь. Тут же он отправил послов с письмом к императору, в котором писал, что сходство положений прежде всего порождает дружбу императоров римского народа с царями великих племен, а с Клавдием, кроме того, его соединяет общность победы. Лучший конец войны бывает тот, когда он завершается прощением; так, ничто не отнято у побежденного Зорсина; для Митридата, провинившегося сильнее, он не просит ни власти, ни царства, а только того, чтобы его не вели в триумфальном шествии и не предали смертной казни.
Клавдий, хотя вообще и был снисходителен к знатным чужестранцам, задумался над вопросом, правильнее ли принять Митридата как пленного, под условием прощения, или требовать его выдачи оружием. В пользу второго решения склоняла его горечь оскорблений и жажда мести; но, с другой стороны, являлись соображения, что войну пришлось бы вести в местностях бездорожных, на море без гаваней; к тому же цари там воинственны, народы кочевые, почва бесплодна; медленность может возбудить недовольство, а поспешность – вовлечь в опасности; не велика будет слава в случае победы, но велик позор в случае неудачи. Поэтому лучше взять предложенное и спасти изгнанника, для которого при его несчастном положении чем дольше будет жизнь, тем больше наказание. По этим соображениям Клавдий написал Эвнону, что хотя Митридат заслужил самое тяжкое наказание и у него, [Клавдия], нет недостатка в силах, чтобы привести это наказание в исполнение, но предками заповедано, что с каким упорством следует действовать против врагов, с такой же милостью относиться к молящим о пощаде: ибо получать триумфы можно только над народами и царствами цельными, [т. е. не покоренными раньше].
После этого Митридат был выдан и привезен в Рим прокуратором Понта Юнием Килоном; перед императором он, как говорили, держал речь смелее, чем дозволяло его положение; его слово распространилось в народе в следующем виде: «Я не прислан к тебе, а возвратился сам; если не веришь, то отпусти меня и ищи». Он сохранил неустрашимый вид и тогда, когда был выставлен возле кафедры на зрелище народу, окруженный стражей . Килону были определены знаки консульской власти, а Аквиле – преторской.
Перев. взят из ВДИ, 1949, № 3, стр. 213-216.
№ 90. НАДПИСЬ ПЛАВТИЯ СИЛЬВАНА
Эпитафия в честь Тиберия Плавтия Сильвана Элиана, бывшего во времена правления Нерона легатом провинции Мезии, найдена в Тудере, в Италии (опубликована в CIL., XIV, 3608). Его успешное управление провинцией Мезией было отмечено затем в правление императора Веспасиана.
Тиберию Плавтию сыну Марка Сильвану Элиану, понтифику, члену коллегии августалов, дуумвиру по чеканке монеты, квестору Тиберия Цезаря, легату V македонского легиона в Германии, претору города, легату и спутнику Клавдия Цезаря в Британии, консулу, проконсулу Азии, пропретору Мезии, куда он перевел в качестве данников более ста тысяч задунайских жителей с их женами, детьми, вождями и царями. Он подавил поднявшееся среди сарматов волнение, хотя большую часть войска он отослал в экспедицию в Армению. Ранее неизвестных или враждебных римскому народу царей, на том побережье, которое он охранял, он заставил впредь поклоняться римским знаменам. Царям бастарнов и роксоланов он отослал сыновей их братьев-даков, захваченных в плен или вырванных из рук врагов; от некоторых из них он принял заложников, чем укрепил и продлил мир в провинции. Он также заставил скифского царя снять осаду с Херсонеса, который находится за Борисфеном. Он первый из этой провинции облегчил снабжение римского народа хлебом, благодаря [доставке] большого количества пшеницы. Посланного легатом в Испанию и затем назначенного префектом города, сенат почтил его триумфальными отличиями по инициативе императора Цезаря Веспасиана; слова из его речи приведены ниже: он так управлял Мевией, что не должен был бы отличаться от моего, его почетные триумфальные отличия разве лишь в том, что они должны быть шире, как это по обычаю следует для префекта города. Его император Цезарь Август Веспасиан сделал вторично консулом во время исполнения им должности префекта города.
Пер. В. Н. Дьякова.
№ 91. ВОССТАНИЕ АНИКЕТА ПРОТИВ РИМЛЯН
(Тацит, Истории, III, 47, 48)
В Понте внезапно поднял оружие раб-варвар, бывший некогда начальником царского флота. Это был Аникет, отпущенник Полемона, пользовавшийся прежде большой силой и досадовавший на перемену, из-за которой царство превратилось в провинцию. Именем Вителлия привлекши на свою сторону народы, жившие по берегам Понта, и пообещав богатую добычу бедноте, он во главе довольно значительной шайки внезапно ворвался в Трапезунт, исстари славный город, построенный греками в конце понтийскюго побережья. Там была перебита когорта, составлявшая прежде царский вспомогательный отряд; потом ее солдаты, пожалованные римским гражданством, стали носить знамена и оружие по нашему образцу, но сохранили греческую леность и распущенность.
Аникет поджег и флот, издеваясь над опустелым морем, так как Муциан перевел в Византий отборнейшие либурнские суда и всех солдат. Поэтому-то варвары горделиво разъезжали по морю, быстро построив суда, называемые камарами, с высокими боками и широким дном, сплоченным без медных или железных связей. При бурном море они соответственно подъему волн увеличивают верхи судов досками, пока они не закроются, наподобие кровли. Так эти суда и колышутся среди волн, имея с обеих сторон одинаковые носы и переменные весла, так что для них безразлично и безопасно причаливать той или иной стороной.
Это восстание обратило на себя внимание Веспасиана, и он выбрал отряды из легионов и начальника для них – испытанного воина Виргидия Гемина. Последний, напав на расстроенного и рассеянного в погоне за добычей неприятеля, загнал его на корабли. Затем, наскоро построив либурники , он в устье реки Хоба нагоняет Аникета, считавшего себя в безопасности под прикрытием царя седохезов , которого он склонил к союзу деньгами и дарами. И действительно, сначала царь защищал просителя угрозами и оружием; но когда ему выставили на выбор награду за выдачу или войну, он, по свойственному варварам вероломству, условился погубить Аникета и выдал перебежчиков. Так был положен конец войне с рабами.
Перев. взят из ВДИ, 1949, № 3, стр. 221.