Хартия Стефана

Опубликовано 8 апреля 2012 · Обновлено 9 ноября 2017

ВТОРАЯ, ИЛИ ОКСФОРДСКАЯ, ХАРТИЯ СТЕФАНА
(1136 г.)

ВВЕДЕНИЕ
I
Завоевание англосаксонской Англии нормандским герцогом Вильгельмом после победы, одержанной им в битве при Гастингсе над войском короля Гарольда 14 октября 1066 г., имело большое значение для всей истории Англии. В частности политическое развитие средневековой Англии может быть понято во всем его своеобразии лишь при условии отчетливого выяснения роли нормандского завоевания среди других факторов, определявших это развитие. Англосаксонская Англия к половине XI в, уже достаточно далеко ушла по тому пути, по которому шли и другие государства, основанные (германцами) на территории Римской империи, и успела выработать типичные для всех их формы социального и политического существования. Центральная власть возлагала на местных сеньоров, по-англосаксонски глафордов, ответственность за поведение коммендировавшихся (отдавшихся к ним в частную зависимость добровольно или по требованию центральной власти) им людей, а затем и наделяла сеньоров публично-правовыми полномочиями в отношении к ним, передавая им иммунитетной грамотой (carta immunitatis, по-англосаксонски freols boc) юрисдикцию, судебную власть и другие права политического верховенства и таким образом восполняя недочеты своего правительственного аппарата новыми, феодальными органами управления. Главную военную силу составляло теперь войско из выделившихся из массы более или менее крупных землевладельцев, из стоявших над нею глафордов, постепенно организовавшихся в военное сословие, в сословие тэнов, обязанных идти в поход копными и оружными во главе своих вооруженных людей в соответствии с размерами своих земельных владений.
Феодализация англосаксонской Англии, как ни значительны были ее успехи к половине XI в., не привела все же к тем результатам, какие мы наблюдаем в государствах, образовавшихся после распадения Каролингской империи, где феодализм выродился в политический партикуляризм, постепенно разрушивший общегосударственные учреждения или превративший их в бледную тень. Раздача англосаксонскими королями прав политического верховенства в частные руки сильных людей и здесь, правда, приводила к развитию партикуляристических тенденций в направлении к расчленению государства на более или менее независимые от центральной власти округа и тем самым к ослаблению центральной власти, но общегосударственные учреждения продолжали здесь функционировать наряду с восполнявшими их феодальными учреждениями. Наряду с королевской властью продолжал существовать и действовать уитенагемот: (собрание мудрых) – верховный совет в королевстве, в который входили епископы, значительное число аббатов, стоявшие во главе графств, на которые делилось королевство, элдормены и королевские тэны, т.е. самые знатные из королевских дружинников, державшие части королевских домэнов и связанные с королем клятвой верности, и главные сановники двора; по их совету и с их согласия король решал важнейшие дела в государстве: издавал законы как светские, так и церковные, решал вопросы о войне и мире, об армии и флоте, устанавливал экстренные налоги, в последней инстанции решал как уголовные, так и гражданские дела, перенесенные из низших инстанций, а также судил лиц, в силу своего очень высокого положения или по своей близости к королю подсудных только королевскому суду, жаловал отдельным лицам и учреждениям (монастырям и церквам) те или иные права на те или иные земли и территории и выбирал областных старшин, элдорменов.
Уитенагемоту принадлежало и право избрания короля, а также его низложения. Оставались в силе и областные учреждения. По-прежнему два раза в год королевский чиновник, стоявший рядом с элдорменом во главе графства, шериф графства, созывал собрание графства (shiremoot), иначе «народное собрание» (folkmoot) графства, куда должны были являться, кроме шерифа и элдормена, епископ графства, все должностные лица графства, все более или менее крупные землевладельцы и от каждой деревни графства староста, священник и четверо самых уважаемых крестьян. Собрание графства являлось прежде всего судебным собранием, решавшим как уголовные дела, так и гражданские тяжбы, не нашедшие удовлетворяющего стороны решения в низшей инстанции, в собрании сотни; здесь же обсуждались и вопросы, связанные с обложением графства теми или иными сборами для общегосударственных надобностей, вопросы, касавшиеся военной обороны страны как с суши, так и с моря, а также совершались, как и на сотенном собрании и на сельском сходе, разного рода юридические акты, как передача земли из рук в руки и т.п. Продолжали существовать и действовать и собрания округов, на которые распадалось графство, сотен, сотенные собрания. Сотенное собрание (hundred-gemot или hundred-moot) созывалось раз в месяц. На нем должны были присутствовать, как и в собрании графства, все более или менее крупные землевладельцы округа и от каждой сельской общины приходский священник, староста и четверо из самых уважаемых крестьян. И сотенному собранию, которое было также прежде всего судебным собранием, принадлежала как уголовная, так и гражданская юрисдикция, и на нем разбирались и решались дела, возникавшие между сельскими общинами и следовательно выходившие за пределы компетенции сельских сходов; оно же свидетельствовало разного рода юридические акты вроде передачи земли из рук в руки и т.п. и тем сообщало им юридическую силу, оно же раскладывало и всякого рода фискальные сборы, так как сотня являлась и единицей обложения. Председателем сотенного собрания первоначально являлся сотенный старшина (hundreds-ealdor, или hundredman), но впоследствии его сменил королевский чиновник (gerefa), сотенный герефа (hundred-gerefa), соответствовавший шерифу графства (scir-gerefa). Самой мелкой единицей государственной организации англосаксов по-прежнему продолжала оставаться деревенская община (the township, по-латыни villata, или vicus). Сельский сход галамот, помимо регулирования своих хозяйственных распорядков по-видимому обладал некоторой долей юрисдикции, разбирал и решал гражданские тяжбы между жителями деревни, разбирал мелкие проступки, ими совершавшиеся, подвергал штрафу виновных в них, допускал или не допускал к пользованию правами общины посторонних лиц, издавал обязательные для членов общины постановления, свидетельствовал юридические акты. На него была возложена государством обязанность приводить в исполнение требования высших инстанций, как розыск преступников и краденых вещей, сбор налогов и других поступлений с общины. Органом его являлся деревенский староста (tun-gerefa), который, как уже было указано, вместе с приходским священником и четырьмя самыми уважаемыми крестьянами деревни представлял интересы общины и в собраниях сотни и графства.
Передача королем в частные руки полицейских, юрисдикционных, фискальных и иных прав политического верховенства не только наделяла этими правами глафордов в отношении к находившимся уже под их частной властью в силу добровольной или принудительной (т.е. по требованию центральной власти, предписывавшей каждому свободному англосаксу найти себе глафорда, который бы ручался за его поведение) коммендации людей, но и передавала их в отношении к людям, до тех пор ни под чьей частной властью и зависимостью не находившихся, нередко передавая эти права крупным магнатам и монастырям над целыми сотенными округами, этим превращая и их в иммунитетные округа, в соки (soke, soka). Жители этих иммунитетных округов по-прежнему ходили в собрания своей сотни и графства, платили общегосударственные налоги, например введенные в эпоху борьбы с датскими набегами так называемые датские деньги (Danegeld), и несли так называемую тройную повинность (trinoda necessitas), состоявшую из военной повинности (contrahostes communis expeditio, по-англосаксонски – fyrd), обязанности, чинить мосты и укрепления (pontis arcisque restauratio). В глазах короля эта передача им в частные руки своих прав политического верховенства при грубо фискальном, частнохозяйственном понимании этих прав, присущем так называемой варварской государственности (Характеристику варварской государственности я даю в моих «Очерках из истории средневекового общества и государства», изд. 5-е, очерк пятый – Д.П.).являлась его частным, хозяйственным делом, передачей в другие руки его доходов, связанных с существованием этих прав, а не покушением на интересы государственного целого.
II
Герцогство Нормандия, во главе которого стоял Вильгельм, за покорение англосаксонской Англии вошедший в историю с именем Вильгельма Завоевателя, резко отличалось от всех других герцогств, графств и иные наименования носивших политических образований, на которые распалась монархия Карла Великого. Ни в одном из них центральная власть не была так сильна, как здесь, и государственный порядок не был так правильно и прочно организован с помощью как феодальных, так и не феодальных средств и способов управления. Здесь феодальная система приобрела более законченный характер, чем где бы то ни было, и поэтому могла служить и более совершенным правительственным механизмом в качестве одного из правительственных ресурсов главы государства. Вильгельм был не только феодальным сюзереном своих вассалов, требовавшим от них добросовестного выполнения их феодальных повинностей и служб, но главою настоящей монархии, в глазах которого эти вассалы в то же время являлись его подданными, обязанными беспрекословно повиноваться ему как верховному носителю государственной власти в интересах государственного целого. Нормандский герцог требовал верноподданнической присяги от всех свободных людей, чьими бы вассалами они ни были; к своему верховному суду он мог привлекать всякие дела; своим баронам он запретил вести друг с другом частные войны, вступать в соглашения с иноземными государями, чеканить собственную монету, без его разрешения строить в своих владениях замки или укрепления. Путем строгих предписаний и мероприятий он обеспечил общественную безопасность, а для внешней защиты страны он располагал внушительными силами блестящих стрелков и лучшей в Европе конницей. И нормандская церковь должна была подчиняться неограниченной власти герцога и как раз в ту пору, когда папский престол заявлял притязания на полное подчинение себе светской власти. Церковная юрисдикция была поставлена им в строго определенные границы, причем он оставлял за собой право юрисдикционного вмешательства; назначение епископов и главных аббатов он оставил в своих руках, но деятельно охранял материальные интересы церкви, был в добрых отношениях с папским престолом и покровительствовал делу задуманной им церковной реформы.
Близость к римскому престолу сыграла большую роль в задуманном Вильгельмом по существу чисто пиратском предприятии, мало чем отличавшемся от тех набегов его предков, нормандских викингов, от которых так страдала в свое время Западная Европа и которым была обязана своим возникновением та самая Нормандия, во главе которой он стоял. Вильгельм выставлял себя законным наследником англосаксонского короля Эдуарда Исповедника, умершего без потомства, и считал избранного после его смерти королем Гарольда узурпатором, у которого он и отправлялся отвоевывать незаконно захваченную им и по праву ему, Вильгельму, принадлежавшую корону. Папа Александр II прислал Вильгельму свое благословение и священное знамя и этим сообщил полную непререкаемость его весьма сомнительным притязаниям, по крайней мере в глазах самого Вильгельма и его сборной дружины. Одержав победу над войсками Гарольда при Гастингсе, Вильгельм немедленно же двинулся к Лондону и в Уэстминстере короновался короной англосаксонских королей с соблюдением всех подробностей коронационного церемониала, практиковавшегося при коронации выборных англосаксонских королей. После этого он уже чувствовал себя на совершенно твердой юридической почве, уже вполне законным королем англосаксов и всех, кто не желал подчиняться ему, трактовал как мятежников. А их было немало, и только после нескольких лет упорной и жестокой борьбы он стал фактически государем своих новых подданных, которым он оставил их право и их учреждения, которыми он решил править как их национальный король, преемник Эдуарда Исповедника. «Повелеваю и желаю, чтобы все хранили и соблюдали законы Эдуарда короля в делах, касающихся земли и всего прочего, с присовокуплением к ним того, что я постановил для пользы английского народа… Должно обращаться к сотне и к графству так, как это постановили предшественники наши», – читаем мы в одной рукописи времени Генриха I, в которой по параграфам излагает неизвестный автор то, что постановил со своими вельможами Вильгельм, король англов, после завоевания Англии. Оставляя англосаксам в качестве англосаксонского короля их старые государственные учреждения, Вильгельм вливал новую жизнь в приходившие уже в упадок под напором партикуляристических стремлений местных потентатов широкие политические формы и тем упрочивал свою собственную власть, давая ей широкую национальную основу, привлекая к ней интересы народной массы, далеко не тождественные интересам двадцати тысяч поселившихся среди нее иноземцев, и тем еще более укреплял свое независимое положение в отношении к феодальным элементам своего нового королевства.
Мы указывали на то, что и англосаксонская Англия уже знала феодальные формы политической жизни и сделала в этом отношении немалые успехи; но формы эти были еще далеки от вполне развитых форм французского и особенно нормандского феодализма. Теперь они были переведены на строгий язык выработанного феодального права, принесенного завоевателями. Сами завоеватели, пришедшие с Вильгельмом, его собственные нормандские вассалы и присоединившиеся к ним добровольцы из других французских княжеств, а также церковные его сподвижники были щедро вознаграждены им из земельных владений, перешедших в его руки из рук побежденных, которые пали на поле брани или не соглашались добровольно признать его власть. Знатнейшие из них получали десятки, а некоторые сотни англосаксонских поместий с обязательством нести за них феодальные повинности, следуемые ему по феодальному праву, действовавшему в Нормандии. Такие же повинности должны были нести и те англосаксонские тэны, которые признали власть нового короля и сохранили за собой свои земельные владения. Можно сказать, вся территория Англии прошла через руки Вильгельма прежде, чем оказаться в руках феодальных ее владельцев, и феодальное право признало его верховным собственником всей земли в королевстве, и все землевладельцы, от самых крупных до самых мелких, как иноземцы, так и туземцы, являлись его держателями, державшими свои земли от короля или непосредственно (in capite), или в последней инстанции. В этом отношении средневековая Англия является самой феодальной страной во всей феодальной Европе. Среди феодальных повинностей, следуемых королю с розданных им в лен своим сподвижникам или оставленных за англосаксонскими тэнами земель, главной была военная повинность. Сами они и их военные вассалы должны были выступать в поход по требованию короля, приводя с собой соответствующее количество вооруженных людей. Эта военная повинность феодальных держателей, чьими бы держателями непосредственно они ни были, следовала с их держаний одному лишь королю, являлась королевской службой (regale servitium), имела общегосударственное назначение, как и та тройная повинность (trinoda necessitas), которую до Завоевания и после Завоевания обязаны были нести свободные англосаксы и в состав которой входила и военная повинность (ехреditio, fyrd). Об этом красноречиво свидетельствует сообщенный «Саксонской хроникой» под 1086 г. факт, что в августе этого года к королю, находившемуся в Солсбери, «прибыли его уитаны (члены уитенагемота) и все владевшие землею люди, какие только были во всей Англии, чьими бы людьми (вассалами) они ни были, и все преклонились перед ним и сделались его людьми и поклялись клятвой верности ему, что будут верны ему против всех других людей». Здесь, как и в Нормандии, феодализм был поставлен в служебное положение в отношении к государственному целому и его широким задачам, являясь в руках носителя верховной власти лишь одним из ее правительственных ресурсов и орудий. Как и в Нормандии, и здесь верховная власть проявлялась и в форме судебного верховенства и правомерного вмешательства в юрисдикцию феодальных курий.
Соединяя в своих руках огромные земельные богатства, доставшиеся ей в результате Завоевания, а также все материальные государственные ресурсы как феодального, так и не феодального происхождения, верховная государственная власть в лице Вильгельма Завоевателя могла чувствовать себя всесильной и неограниченной и могла поэтому ставить и разрешать такие задачи, о которых не могли и думать современные ей государства. Разумеем в частности произведенное его правительством в восьмидесятых годах «Описание всей Англии», иначе Великую перепись, известную под названием «Книга страшного суда» (Domes day Book), поземельный кадастр, предпринятый с целью выяснения фискальных ресурсов государства и осуществленный королевскими посланцами с помощью расследования на местах через присяжных, которые должны были давать ответы на вопросные пункты привезенной из центра анкеты, подробно описывая земельные владения каждой данной местности и выясняя их доходность и платежеспособность, чтобы дать государству прочный базис для поземельного налога, в англосаксонские времена экстренно взимавшегося под названием датских денег (Danegeld), а теперь окончательно превращавшегося в постоянный и ложившийся на земли как мелких, так и самых крупных землевладельцев, феодальных магнатов. Оставляя в силе англосаксонский государственный строй и тем его укрепляя, Вильгельм Завоеватель допустил одно весьма немаловажное исключение. Разумеем произведенную им реформу церковной юрисдикции. У англосаксов церковь еще не выделилась из государства, и в уитенагемоте рядом с элдорменами и королевскими тэнами обсуждали государственные дела и епископы и аббаты важнейших монастырей, в собрании графства рядом с элдорменом и шерифом видим и местного епископа, а рядом с местными более или менее крупными землевладельцами видим сельских священников, являвшихся сюда (как и в собрание сотни) по одному от каждой деревни вместе со старостой и четырьмя из самых уважаемых крестьян деревни. Правда, чисто церковные дела и чисто религиозные вопросы рассматривались и решались духовенством на особых, чисто церковных собраниях, на синодах, а чисто церковные судебные дела разбирались и решались епископами в особых куриях, но судебные дела всякого иного характера между клириками и между клириками и мирянами решались в судебных собраниях сотни и графства по обычному праву англосаксов. Вильгельм Завоеватель особым указом отстранил духовенство от участия в отправлении общей юстиции и создал для судебных дел и не чисто церковного характера, возникавших у церкви, особые церковные суды, которые должны были руководствоваться не обычным правом, а правом каноническим. Ввиду сильно выраженных в то время теократических стремлений папства (это была эпоха Григория VII Гильдебрандта) и развития канонического права, вовлекавшего в сферу юрисдикции церковных судов все большее и большее число чисто гражданских дел, связанных с браком, завещанием, данным словом и т.п., и тем расширявшего влияние церкви на целый ряд сторон хозяйственной и социальной жизни общества, а вместе с этим умножавшего случаи апелляций к римской курии, этот шаг Вильгельма Завоевателя грозил в будущем серьезной опасностью для государства и общества. Вильгельм по-видимому сознавал эту опасность и принял меры для ее предотвращения, о чем мы узнаем из хроники Eadmer’а, по словам которого Вильгельм поставил под свой строгий контроль всякие сношения с римской курией и даже требовал своего разрешения на признание в его владениях римского первосвященника апостолическим папой и оставлял за синодом английской церкви право издавать лишь те постановления, на которые он заранее давал свое согласие, какое требовалось и в случаях отлучения епископом от церкви или наложения им какой-либо иной церковной кары на кого-либо из баронов или слуг короля. А пока что английская церковь, щедро наделенная королем земельными богатствами и иными земными благами, в течение всего нормандского периода английской истории являлась верной опорой королевской власти в ее столкновениях с враждебными ей силами. Такой враждебной силой оказались главные сподвижники Завоевателя. Отправляясь с ним в поход для завоевания целой страны, они, очевидно, рассчитывали не только на богатую добычу прежде всего в виде земельных владений и сидевших на них людей, но и на то, что здесь, в новых условиях, им предоставлена будет полная возможность устроиться на широкую ногу в качестве настоящих феодальных князей, жить в укрепленных замках, вести друг с другом войны, чеканить собственную монету, иметь свой независимый суд. Надежды их и мечты не осуществились. Вильгельм щедро вознаградил их за оказанные ему услуги, но, как мы видели, остался для них тем же, чем был для них в Нормандии: таким же носителем верховной власти, имевшим еще больше сил и средств поставить ее на широкий общегосударственный фундамент и видевшим в них лишь самых значительных представителей служилого сословия.
III
Борьба королевской власти с феодалами проходит красной нитью через царствование ближайших преемников Завоевателя, его сыновей Вильгельма II Рыжего (1087-1100 гг.) и Генриха (1100-1135 гг.). Умирая, Вильгельм Завоеватель предназначил английскую корону своему второму сыну Вильгельму. Но лишь он успел умереть, немедленно же началось движение среди баронов, большинство которых хотело видеть английским королем старшего сына Завоевателя, герцога нормандского Роберта, человека со слабой волей, из которого они надеялись сделать орудие для осуществления своих стремлений. Архиепископ кентерберийский, главный сподвижник Завоевателя в организации церковной жизни в завоеванной им стране, обманутый клятвенными обещаниями Вильгельма Рыжего охранять правосудие и справедливость, проявлять милосердие, охранять свободу и безопасность церквей, согласился короновать его. Тотчас же приверженцы Роберта начали военные действия. Новый король созвал англосаксов и просил у них помощи против баронов, обещая дать им самые лучшие законы, уничтожить всякие несправедливые взимания и отказываясь от всяких прав на их леса. Англосаксы поверили, и феодалы были отражены, а король и не думал выполнять своих обещаний, и все его царствование представляет собой непрерывное нарушение им всех законов. И тем не менее англосаксы не переставали выручать его из беды, и когда через семь лет после этого бароны сделали попытку посадить на английский престол вместо Вильгельма II Рыжего графа Стефана Омалвского, родственника Вильгельма Завоевателя, они опять оказали ему поддержку, и бароны поплатились огромными штрафами и конфискациями. Неограниченная власть Вильгельма Завоевателя, попав в руки его сына, превратилась в безграничную тиранию, не щадившую никого. По словам хроники, Вильгельм II Рыжий желал быть наследником всех, как светских лиц, так и духовных. «Бедного не спасала его бедность, богатого его изобилие». И феодалы, и церковь, и англосаксонская масса населения – все страдали от его тирании. Он стремился извлечь максимум того, на что давало ему право его положение феодального сюзерена и главы английского королевства, насилуя в угоду своей жадности и феодальное право и государственное право англосаксов. Денежный взнос, который должен был уплачивать наследник умершего вассала своему сюзерену при вступлении во владение леном умершего, так называемый рельеф, он требовал с наследников своих вассалов в размерах, далеко превышавших принятые нормы, так что нередко рельеф равнялся стоимости лена, который к тому же он передавал наследнику нередко по истечении большого срока после смерти вассала, выжав из него по возможности все соки, завещание умершего оставлял без всякого внимания, а свое право контроля над выдачей замуж дочерей своих вассалов толковал как право требовать денег за свое согласие на брак; руку наследницы лена или вдовы умершего вассала он отдавал тому, кто дороже всех платил за нее, не интересуясь при этом согласием невесты и ее родственников. Правом опеки над малолетними наследниками ленов он, злоупотреблял без всякого стеснения, конфискацию ленов практиковал в самых широких размерах. Церковные лены, т.е. те земельные владения, которые на феодальном праве в качестве феодальных держаний получали от короля епископы и аббаты монастырей, не передавались по наследству и поэтому не представляли случаев для получения рельефов, для опеки, для контроля брака, для конфискаций, для поступления в руки короля выморочных ленов. Но и в отношении к ним Вильгельм II нашел возможным применить некоторые из этих прав. После смерти епископа или аббата он немедленно брал в свои руки владения епископской кафедры или аббатства и старался извлечь из них все, что только можно было, нередко отдавая церковную землю в аренду или в виде ленов раздавая своим рыцарям; в его интересах было как можно дольше не замещать вакантных мест, а когда замещать их все же было нужно, то вновь избранный епископ или аббат не прежде вступал во владение епископской кафедрой или местом аббата, чем уплатив королю большой денежный взнос, что являлось чистейшей симонией. Находил он способы на «законном» основании извлекать и из англосаксонской массы все, что только можно было из нее извлечь: необычно часто приказывал созывать собрания сотен и графств, чтобы взыскивать штрафы с не явившихся, у явившихся вынуждать согласие на произвольные взимания, созывал ополчение, не думая отправиться в поход, но лишь с целью взыскать штрафы с не явившихся, а иногда для того чтобы отобрать у ополченцев деньги, которыми их снабдили пославшие их графства, уменьшал размеры единицы обложения и тем увеличивал тяжесть падавшего на землевладельцев поземельного налога.
Стрела, пущенная неизвестною рукою во время королевской охоты в 1100 г., положила конец этому невыносимому гнету. На английский престол должен был вступить брат убитого, нормандский герцог Роберт, который по договору, заключенному им с Вильгельмом II в 1091 г., был объявлен законным наследником престола. Но пока Роберт возвращался из Святой земли, его младший брат Генрих, которому отец не оставил никаких владений, захватил хранившуюся в Уинчестерском замке королевскую казну, тут же в Уинчестере небольшой группой баронов был избран в короли, быстро направился в Лондон, где несколько прелатов и представителей знати «после споров и колебаний» признали его королем, и через три дня после смерти Вильгельма (5 августа) произошло уже его коронование в Уестминстере; в тот же день он издал свою Хартию вольностей, которая уничтожала «все худые обычаи, какими несправедливо было угнетено королевство Англии», и восстановляла законный порядок, церкви возвращая свободу, феодалам – их феодальную конституцию, а народу – «закон короля Эдуарда с теми исправлениями, какими отец мой его исправил по совету баронов своих». Все сказанное о царствовании Вильгельма II является достаточным комментарием к этой первой Хартии вольностей, полученной английским народом. Издавая ее, Генрих I спешил упрочить за собой незаконно захваченную корону и для этого привлечь на свою сторону основные силы английского общества – феодалов, церковь и англосаксонскую массу. И он не ошибся. Когда вернувшийся в начале 1101 г. из Святой земли Роберт потребовал у Генриха захваченный им престол и к нему присоединилась группа крупных баронов, церковь и англосаксонский народ остались верны своему избранному королю, и Роберту пришлось признать Генриха королем и освободить его от клятвы верности, принесенной ему им, Генрихом, в 1091 г. В царствование Генриха I организация государственного порядка и в частности центральных учреждений Англии сделала большие успехи, и в этом отношении Генрих I был прямым продолжателем дела Вильгельма Завоевателя.
IV
После смерти Генриха I наступило смутное время в английском государстве, продолжавшееся целых девятнадцать лет и расшатавшее основы организованного Вильгельмом Завоевателем и Генрихом I государственного порядка; центральная власть распалась, и английский народ стал жертвой междоусобной войны и феодальной анархии в самых резких ее проявлениях. Лишь только умер Генрих I, племянник его, сын его сестры, Стефан граф Блуасский, поспешно прибыл в Англию в качестве претендента на английский престол. С очень незначительным отрядом он явился в Лондон, где он пользовался среди горожан большою популярностью. Горожане собрались на сходку и решили избрать его английским королем; такой же прием нашел он и у горожан Уинчестера, когда он явился сюда, чтобы захватить хранившуюся здесь королевскую казну. По возвращении в Лондон он был избран и коронован в присутствии двух епископов, весьма немногих представителей знати (paucissimis optimatibus) и толпы лондонских горожан. Для укрепления своей власти он издал небольшую хартию, которой «жаловал и утверждал за всеми своими баронами и вассалами (hominibus) Англии все вольности и добрые законы, которые дал им и уступил (dedit et concessit) дядя его, английский король Генрих, а также жаловал им все добрые законы и добрые обычаи (consuetudines), которые они имели во время короля Эдуарда». Во время похорон Генриха между баронами и новым королем состоялось соглашение: бароны признали Стефана королем, и за это он сделал им ряд уступок. В том же году он издал Хартию о вольностях английской церкви и королевства (Cartа Stephani Regis de libertatibus Ecclesiae Anglicanae et regni), или так называемую Вторую, или оксфордскую, хартию Стефана (1136 г.). Почти весь текст этой хартии посвящен интересам церкви, обеспечению церковной автономии, церковной «свободы», и лишь в последнем ее параграфе король обещает «окончательно искоренить» все поборы, неправды и несправедливые судебные взимания, введенные, шерифами или кем-либо другим, и обещает и предписывает соблюдать добрые законы и древние справедливые обычаи как в уголовных делах, так и в гражданских тяжбах и в других случаях.
Новый король, политические идеи которого не выходили за пределы чисто феодального миросозерцания, менее всего был способен продолжать дела Вильгельма Завоевателя и Генриха I. К тому же он совершенно был лишен качеств, необходимых для управления государством, да еще в такой сложной обстановке, какая создалась в Англии после завоевания. Полное отсутствие политического понимания и политического такта резко бросается в глаза с первых же моментов его царствования. При нелюбви как англосаксов, так и нормандских баронов к чужеземцам Стефан нашел возможным окружить себя армией наемных фламандцев и на них главным образом опирался. Бароны, до тех пор поддерживавшие его, стали покидать его, и, чтобы обеспечить поддержку тех, которые еще оставались на его стороне, он позволял им укреплять свои дома и строить замки. Некоторым из них он жаловал графские титулы и раздавал коронные земли и пенсии из государственной казны, совершенно расстраивая этим правительственные средства. Враждебные Стефану бароны подняли против него вооруженное восстание, началась междоусобная война. Требовалось напряжение всех сил и средств, какие еще оставались в распоряжении главы государства. И в этот момент Стефан сделал шаг, наносивший решительный удар его собственным интересам и еще более общим интересам государства. Высшая финансовая и судебная администрация английского королевства уже тридцать лет находилась в руках Рожера, епископа солсберийского, и его рода. Сам Рожер был «юстициарием всей Англии и вторым после короля», сын его Рожер был канцлером королевства, а племянник Нигель, епископ илийский, был казначеем королевства. Окруженные со всех сторон феодалами, строившими замки и собиравшими отряды вооруженных людей, епископ Рожер и его племянник Нигель и другой племянник Александр, епископ линкольнский, выстроили и укрепили несколько крепостей в своих епархиях. Как раз в разгар войны с феодалами, в июне 1139 г., король внезапно арестовал епископа Рожера, сына его, канцлера, и племянника Александра и заставил их выдать ему их замки. Арест епископов возбудил против короля всю английскую церковь. Епископ солсберийский умер в тюрьме, а епископ илийский подвергся изгнанию. Английская церковь отвернулась от Стефана, для которого до тех пор она была едва ли не главной опорой. Вся административная машина государства была разгромлена, и наступила полная анархия. И в этот момент на английский берег высадилась дочь Генриха I Матильда, чтобы оспаривать трон у Стефана, захватившего его против воли умершего короля, предназначившего его ей и заставившего баронов присягнуть, что будут верны ей. Матильда носила титул императрицы, так как была замужем за германским императором Генрихом V, и, овдовев, вышла замуж за графа анжуйского Жофруа Плантагенета. Англия разделилась. Война велась с переменным счастьем. Король был то победителем, то пленником. Избранная в Уинчестере (2 февраля 1141 г.) «госпожою Англии и Нормандии» (in Angliae Normanniaeque dominam eligimus), Матильда издавала хартии, раздавала своим приверженцам земли и титулы, но не в силах была вполне завладеть короной. Наступила анархия, какой Англия еще не знала, и современные хроники не находят достаточно сильных красок, чтобы нарисовать картину бедствий, обрушившихся на народ. «В каждой провинции… возникло множество замков, и в Англии было столько королей, вернее тиранов, сколько было владельцев замков, и каждый имел право чеканить собственную монету и, подобно королю, творить суд над подданными». Эта феодальная анархия могла прекратиться только после того, как в ноябре 1153 г. между Стефаном и Матильдой был заключен в Уоллингфорде мирный договор, по которому Матильда и ее сторонники признали Стефана английским королем, а Стефан и его приверженцы со своей стороны согласились признать наследником престола сына Матильды Генриха Плантагенета, теперь уже герцога Нормандского. Тут же был выработан план реформ, которые должен был провести король для устранения причин и последствий смуты: короне должны были быть возвращены узурпированные баронами королевские права, незаконнорожденные (т.е. незаконно сооруженные) замки (castella adulterina) должны быть разрушены (число их доходило до 1115), отряды вооруженных людей должны быть распущены, а наемные фламандцы отправлены на родину, незаконно захваченные кем бы то ни было имения должны были быть возвращены их законным владельцам, юрисдикция шерифов восстановлена, разбойники и воры повешены, церкви должны быть дарованы ее мир и свобода от незаконных взиманий, должна была быть обеспечена общая безопасность и выбита общая для всего государства монета. В октябре следующего, 1154, года Стефан умер, и осуществление уоллингфордского плана реформ перешло в руки Генриха II Плантагенета; в первый же год своего царствования (1154-1189 гг.) он сумел рядом энергичных мероприятий выполнить весь план и восстановить в стране порядок.
V
Но на этом его деятельность не остановилась. В изданной им по примеру его предшественников хартии Генрих II подтверждает церкви, всем графам и баронам и всем людям (вассалам) своим все пожалования и дарения и вольности и свободные обычаи, которые король Генрих, дед его, им дал и пожаловал, и отменяет и уничтожает за себя и за наследников своих все худые обычаи, которые он уничтожил и отменил, и ссылается при этом на хартию Генриха I. Все это лишь общие места, приличествующие случаю, и никакой конкретной программы в них не заключается. А между тем царствование Генриха II Плантагенета отмечено крупнейшими реформами в государственном строе Англии, имевшими определяющее значение для всей дальнейшей эволюции его. И главное место среди них занимает судебная реформа.
Ко времени вступления на престол Генриха II центральный аппарат английского государства рисуется в таких очертаниях.
Как и в англосаксонские времена, король издавал законы и решал важнейшие дела в государстве по совету и с согласия Верховного совета, который теперь стал называться Великим Советом (Magnum Concilium) и приобрел характер феодальной курии короля из непосредственных его вассалов светских и духовных (tenentes in capite) (Curia Regis). Этот феодальный съезд, на который приглашались лишь светские и духовные магнаты, созывался обыкновенно три раза в год: на рождестве, на пасхе и в троицын день, и роль его ограничивалась необязательным советом королю и высказыванием обязательного для них решения, принятого королем, согласно его монаршей воле. Органом управления Великий совет конечно не мог быть и не был. Им была малая Королевская курия (Curia Regis) из высших придворных, сановников, из баронов, находившихся в свите короля, а также из лиц не из баронской среды. В качестве высшего судебного учреждения она была Королевской курией в тесном и узком смысле слова, в качестве высшего финансового учреждения она являлась в виде Палаты казначейства, или Палаты шахматной доски (Curia Regis ad Scaccarinm, по-английски Court of Exchequer или просто Exchequer). Во главе ее в том и другом ее качестве стоял верховный и главный юстициарий (summus или capitalis justiciarius), главный помощник короля. Двумя другими высшими сановниками были канцлер и казначей королевства, видные члены Королевской курии и Палаты шахматной доски, организованных при Генрихе I. Члены Королевской курии также назывались юстициариями и решали три категории судебных дел:
a) дела, в которых были затронуты интересы короны,
b) дела, поступавшие в Курию в апелляционном порядке от местных судебных инстанций,
c) споры между баронами короля.
Королевской курии принадлежала как гражданская юрисдикция, так и уголовная. Она являлась также и контролирующим органом в отношении к местной юстиции и администрации, и для этой цели его члены, подобно королевским посланцам Каролингской монархии (missi dominici), делали объезды по стране, и для встречи этих разъездных судей (justitiae errantes, judices или justiciarii itinerantes) шерифы созывали полные собрания графств: Отправляясь в эти разъезды (iter), члены Курии получали от короля подробные инструкции. Главные члены Королевской курии были также и членами Палаты шахматной доски и в этом качестве назывались баронами Палаты шахматной доски (barones scaccurii).
Два раза в год – на пасхе и в день архангела Михаила – происходили полные сессии Палаты шахматной доски. Сюда являлись шерифы графств, отдавали отчет об израсходованных ими на покрытие местных нужд суммах и вносили чистый доход с графств, состоявший из доходов о находившихся в графстве королевских доменов, из так называемых «фирм», которые в виде взносов натурой поступали с населения еще англосаксонским королям, из судебных доходов короля с судов сотни и графства, из датских денег, из так называемых auxiliumburgorum (взносов с городов) и из разного рода феодальных доходов короля (рельефов, взносов при выдаче замуж первым браком старшей дочери короля и при возведении в рыцари его старшего сына, для выкупа короля из плена); они назывались auxilia (вспомоществования). Часть этих доходов поступала в виде продуктов земледелия и скотоводства, охотничьих собак и ловчих птиц. Часть этих доходов входила в состав так называемой «фирмы графства» (firma comitatus), откупной суммы, раз навсегда фиксированной, за которую шерифу отдавалось на откуп графство и за которую он отвечал перед Палатой казначейства. Эта откупная система была очень выгодна для шерифа и очень обременительна для населения графства.
Судебная реформа Генриха II началась с попытки поставить границы юрисдикции церковных судов. А границы эти со времени Вильгельма Завоевателя сильно расширились. Возрождение в Европе римского права и развитие под его влиянием канонического права дали себя знать и в Англии. И английская церковь получила свой особый кодекс права и судопроизводства, окончательно вытеснивший из церковных судов английское обычное право, превратившееся мало-помалу в общее право (common law) страны, и традиции древней английской национальной церкви, не знавшей резкого разделения мирского и церковного. В царствование Стефана церковная юрисдикция совершенно обособилась от светской, границы ее все больше и больше расширялись, захватывая весьма значительную часть гражданских правоотношений (связанных с завещаниями, наследованием, браком и пр.); с постепенным развитием экономической жизни и гражданского оборота власть церкви все увеличивалась и увеличивалось ее богатство, умножались ее судебные доходы. Наказания, налагавшиеся церковными судами, отличались большей мягкостью сравнительно с приговорами светских судов, состоя из церковных кар (церковного покаяния и т.п.), штрафов, тюремного заключения и самое большее из лишения духовного сана. Мягкость наказания вела к тому, что за самые тяжкие преступления клирики отделывались легкими штрафами и тюрьмой, самое большее лишением сана. Сильно умножились случаи апелляций к римской курии. Английская церковь все больше и больше подчинялась римскому влиянию и свои верховный трибунал видела не в Королевской курии, но в Курии римской и фактически была изъята из-под действия общего права страны.
Генрих II решил положить конец этому посягательству церкви на законнейшие права государства и восстановить тот порядок отношений между церковью и государством, какой был установлен Вильгельмом Завоевателем и извращение которого являлось прямой угрозой независимости и целостности государства. В октябре 1163 г. был созван в Уестминстере Великий совет, на котором король предложил прекратить это ненормальное положение вещей и постановить, чтобы клирики, обвиняемые в преступлении, привлекались к светскому суду и, если обвинение окажется справедливым, лишались в епископском суде духовного сана и передавались для наказания представителям светской власти. Архиепископ кентерберийский Фома Бекет решительно воспротивился этому предложению короля, находя, что преступный клирик подлежит исключительно церковному суду и что достаточным наказанием для него является лишение церковного сана. Король предложил собравшимся епископам дать обещание, что они будут держаться обычаев, регулировавших церковную жизнь во времена деда его Генриха I. В январе следующего (1164) года король созвал всех епископов и баронов в Кларендоне и приказал записать эти обычаи, предварительно произведя расследование о них через посредство сведущих людей (архиепископов, епископов, графов, баронов и самых знатных и пожилых людей королевства), которые и записали эти обычаи; таким образом возникли так называемые Кларендонские постановления, или Кларендонские конституции (Constitutions of Clarendon). Фома Бекет отказался признать обязательными для английской церкви главные пункты Кларендонских конституций. Борьба между ним и королем окончилась насильственной смертью архиепископа, Генрих отказался от конституций, и вопрос о границах церковной юрисдикции остался нерешенным,
Реформу светского суда Генриху II удалось провести в полной мере, и те преобразования, которые он произвел в судебном деле, имели огромное общеполитическое значение и в то же время обеспечили Англии почетное место в истории европейской культуры. Мы уже знакомы с английским судоустройством этой эпохи. Остается к сказанному о нем прибавить несколько слов о феодальных судах. Для разбора гражданских, прежде всего земельных тяжб между феодальным сеньором и его вассалами и между самими вассалами сеньор созывал свою феодальную курию из своих вассалов и председательствовал в ней. Зависимые от него крестьяне судились в поместной (манориальной) курии, членами которой были сами крестьяне манора (поместья), а председателем – сенешал сеньора (лорд манора) (по-английски стюард). Многие сеньоры (лорды) владели некоторой долей уголовной и полицейской юрисдикции и осуществляли ее в так называемых Courts lect (иначе leta); в их компетенцию входила при этом проверка десятков свободного поручительства (frank pledge), так называемый visus franci pleigii, в которых было организовано для обеспечения общественной безопасности все сельское население, и все штрафы, взимавшиеся при этом, шли в их пользу; в тех манорах, лорды которых не были наделены этим правом, проверку этих десятков и разбор уголовных дел производил шериф графства, который для этого два раза в год совершал объезд своего графства (этот объезд назывался turnus vicecomitis, sheriffs tourn).
Английское судопроизводство этой эпохи не являлось рассмотрением дела по существу, а носило строго формалистический и сакральный характер и было более похоже на драматическое представление, чем на то, что мы понимаем под судом. В произнесении ряда формул и в совершении ряда действий обрядового характера и состояло тогдашнее судопроизводство, скорее являясь гаданием, узнаванием воли божества, чем судом в нашем смысле. Клятвы и ордалии – его главные процессуальные средства. Клялись не только истец и ответчик, но и являвшиеся в суд вместе с ними их соприсяжники (родственники их или члены одной с ними искусственной группы), которые своей клятвой должны были очищать того, кто их привел, доказывать, что «его клятва чиста и истинна»; малейшая обмолвка в произнесении текста клятвенной формулы считалась бесспорным свидетельством неправоты или виновности того, кого хотели очистить этой клятвой. Когда посредством клятвы не удавалось открыть истину, прибегали к другим средствам гадания, к ордалиям, носившим название суда божьего по преимуществу. Клятва была обязательна и для истца и для ответчика, ордалии же являлись дополнительным средством, которые суд предоставлял сторонам после того как им не удавалось посредством клятвы доказать свою правоту, и состояли они из испытания водой, испытания раскаленным железом и из судебного поединка.
Рядом с этим сакрально-формалистическим обрядовым процессом, который мы находим и у всех других европейских народов на известной ступени их культурного развития, постепенно возникает процесс инквизиционный. Франкские короли не без влияния римских порядков, когда шел спор об их имущественных правах, посылали своих чиновников для расследования дела на месте. Чиновники собирали самых уважаемых и самых старых людей и заставляли их под присягой давать показания о фактах, о которых шел спор и которые были им, местным людям, больше чем кому-либо известны. Эту свою привилегию расследовать дело через присяжных король мог в виде особой милости жаловать и другим. С разложением Каролингской монархии эта королевская привилегия постепенно замирает, как и другие прерогативы верховной власти, но в Нормандии, где центральная власть была очень сильна, она остается в силе и с Завоеванием переходит и в Англию и получает очень широкое развитие, и расследование через присяжных скоро начинает занимать видное место в деятельности центральной власти, которая прибегает к нему, имея в виду самые разнообразные цели, всякий раз когда ей нужны были сведения по тем или иным вопросам (книга Страшного суда, как мы видели, была составлена из показаний, данных под присягой людьми разных сотен и деревень Англии в ответ на вопросы, предложенные им королевскими комиссарами). Прибегает она к нему и для судебных надобностей, собственных, а также для надобностей тех, кому король жаловал право на это. В этом последнем случае он из своей курии посылал приказ; (breve, writ) шерифу соответствующего графства произвести на месте с помощью присяжных расследование о спорном деле, минуя судебные собрания сотни и графства с их сакрально-формалистической процедурой.
Сущность реформы, произведенной Генрихом II в гражданском судопроизводстве, заключалась в том, что инквизиционный суд, расследование судебных споров через посредство присяжных, он превратил из своей королевской привилегии в достояние всех и каждого из подданных своего королевства. Этим король неизмеримо расширил предел юрисдикции своей Королевской курии на счет юрисдикции судов сотен и графства, а также, что особенно важно отметить, насчет юрисдикции феодальных курий и церковных, епископских, судов, увеличил этим доходы, силу и власть центрального правительства и весьма существенно улучшил организацию правосудия. Эта новая форма судебного процесса не была обязательной: не желавший пользоваться ею и платить в королевское казначейство за выдаваемый королевской курией приказ короля (breve, writ) шерифу произвести расследование его дела через присяжных мог обратиться к старой сакрально-формалистической процедуре.
Получив из Королевской курии приказ короля расследовать данное дело через присяжных, шериф соответствующего графства назначал двенадцать полноправных людей (legales homines), которые под присягой давали показания о спорном деле в собрании графства перед прибывшим в графство и председательствовавшим в собрании членом курии, присутствие которого превращало собрание графства в заседание Королевской курии, в ее выездную сессию. Гражданские иски, которые здесь рассматривались и решались, были земельными исками, исками о свободном держании, о фриголде (freehold). Королевская курия выработала несколько типов таких исков, или «ассиз» (assisa, assize), как они тогда назывались («ассизой» называли тогда и судебное собрание, их рассматривавшее). Ассизой о новом захвате (Assisa de Nova Dissaisina, Assize of Novel Disseisin) назывался иск о незаконном захвате свободного держания, ассизой о смерти предшественника (Assisa de Morte Antecessoris, Assize of Mort d’Ancester) – тяжба между наследником умершего вассала и его сеньором, который отказывал в передаче ему свободного держания умершего, ассизой о последнем представлении на приход (Assisa de ultima praesentatione, Assize of Darrein Presentment) – спор о принадлежавшем землевладельцу праве выставлять своего кандидата на место священника находящейся на его земле церкви, ассизой Utrum – спор между светским лицом и клириком о том, принадлежит ли данное держание к разряду церковных или к разряду светских держаний. Сведения об этих исках нам дают королевские указы, также носившие наименование «ассиз», путем издания которых постепенно была произведена Генрихом II судебная реформа, в частности Нортгемптонская ассиза 1176 г. (ст.5 и 4), а также Кларендонские конституции (ст.1 и 9). Для споров о собственности за землю была создана особая форма иска, так называемая Великая или Большая ассиза (Magna Assisa, Grand или Great Assize), с более сложной процедурой. О ней подробно сообщает нам Ранульф Глэнвил, верховный юстициарий Англии при Генрихе II в De Legibus Angliae.
Королевские указы, «ассизы» знакомят нас и с произведенной Генрихом II реформой в уголовной юстиции. Названная нами Кларендонская ассиза 1166 г. и изданная десятью годами позже Нортгемптонская ассиза 1176 г., представляющие собой инструкции, данные королем разъездным судьям, чрезвычайно детально рисуют картину применения расследования через присяжных к уголовному судопроизводству, с которым мы уже отчасти знакомимся и по шестой статье Кларендонских конституций. В Англии, как и в других обществах на известной ступени их культурного развития, преступление рассматривалось как частный ущерб, причиняемый одним членом общества другому, и инициатива возмещения этого ущерба принадлежала потерпевшему или его родственникам, которые и начинают дело перед судом в порядке частного обвинения, так называемого appellum. Существовали ли в Англии до реформы Генриха II зачатки общественного обвинения (по-английски оно называется теперь indictment), мы не знаем. Генрих широко поставил это дело, и с тех пор институт обвинительных присяжных (grand jury) стал неотъемлемой принадлежностью английского уголовного суда. Двенадцать рыцарей каждой сотни, а за недостатком рыцарей двенадцать свободных полноправных людей сотни и четыре полноправных человека от каждой деревни должны под клятвой в собрании графства показать, кого они считают в сотне и в деревне разбойниками, тайными убийцами или грабителями или их укрывателями. От этой обязанности не освобождаются и феодальные сеньоры, имеющие свои собственные курии, освобождающие их от посещения обычных собраний графств. Названных присяжными лиц шериф немедленно арестует, для чего имеет право свободно переступать границы иммунитетов, и владельцы иммунитетов, феодальные сеньоры не только не должны препятствовать ему, но должны помогать, ему в аресте находящихся на их территории преступников. Арестованные к приезду в графство разъездных судей должны быть представлены шерифом в собранное им для встречи разъездных судей полное собрание графства (plenus comitatus), превращавшееся благодаря присутствию и председательствованию в нем членов Королевской курии в выездную сессию Королевской курии, и здесь подвергнуться испытанию водой («eat ad juisam aquae»); но даже если они окажутся оправданными судом божьим, в тех случаях, когда в глазах присяжных они считаются способными на самые тяжкие преступления, они подвергаются изгнанию из пределов королевства. Решение суда божьего оказывается теперь уже неубедительным.
Судебная реформа Генриха II сильно урезала юрисдикцию феодальных судов, а отчасти и судов церковных, дала широкое развитие институту разъездных судей, приводившему в живую и тесную связь области с центром, этим способствуя его укреплению, а также расширила и оживила деятельность местных организаций, прежде всего графств и графских собраний, чем подготовлялась почва для парламентского представительства. Увеличила она в сильной мере и материальные ресурсы центра, умножая судебные его доходы.
Расследование через присяжных было применено Генрихом II и к военной организации. В г. им была издана ассиза о вооружении (Assisa de Armis habendis in Anglia, thе Assize of Arms), обязавшая все свободное население Англии (tota communa liberorum hominum) обзавестись оружием сообразно средствам каждого. Об имущественном положении свободных людей с целью определить род вооружения каждого из них должны производить расследование разъездные судьи через присяжных («полноправных рыцарей» или других свободных и полноправных людей из сотен и бургов). Роль феодального ополчения отходила на второй план, к тому же рыцарская служба нередко заменялась денежными взносами, так называемыми щитовыми деньгами (scutagium, scutagae, escuage), и возрождалось и реорганизовалось народное ополчение (старинный англо-саксонский fyrd), которое и выдвигалось на первое место.
Еще назовем одну из изданных Генрихом II «ассиз» – Лесную ассизу (Assisa Domini Henrici regis de Foresta) г., которая регулировала область отношений, создававших почву для особенно раздражавших все классы общества проявлений самодержавного произвола верховной власти Вильгельма Завоевателя. Все леса Англии стали рассматриваться как собственность короля, подведомственная его бесконтрольной юрисдикции и стоящая вне сферы действия общего права страны. Огромные лесные пространства были огорожены Вильгельмом и его сыновьями и отведены для королевской охоты и стали заповедными лесами (foresta, forest), охраняемыми жестокими нормами обычного права, введенными Генрихом I. Ассиза Генриха II знакомит нас с этим лесным режимом.
Реформаторская деятельность Генриха II и его сподвижников чрезвычайно усилила королевскую власть и создала почву для безграничного произвола и угнетения. И английское общество в полной мере испытало это в царствование младшего сына Генриха, Иоанна Безземельного, вступившего на престол после смерти своего старшего брата Ричарда I Львиное сердце в 1199 г. Необузданный деспотизм Иоанна Безземельного напоминает тиранию Вильгельма II Рыжего, но она приняла у него более широкие размеры, еще более усилившись из-за явно истерического характера и душевной неуравновешенности. Но в то же время как тирании Вильгельма II был положен конец одинокой стрелой, пущенной неизвестной рукой, деспотизм Иоанна Безземельного поднял против него все основные силы английского общества, и, объединившись под руководством баронов, они с оружием в руках потребовали от Иоанна гарантий, обеспечивавших неприкосновенность их прав и прежде всего феодальных прав поднявших и организовавших движение баронов.
Обстоятельств, вызвавших в английском обществе движение, которое привело к Великой хартии вольностей (Magna Carta Libertatum), мы излагать не будем, так как приведенные ниже извлечения из современных хроник достаточно обстоятельно и конкретно их изображают, а самый текст хартии делает совершенно ясным те беззакония, которые вызвали вооруженное восстание против короля. Безграничное попирание феодальных прав баронов, беспрестанные поборы с них под тем или иным предлогом, выходившие за пределы каких бы то ни было обычных норм, а нередко лишенные всякого законного основания, потеря Нормандии, Мэна, Анжу и Турени, отошедших к Франции (в 1204 г.) после поражения в войне с французским королем Филиппом II Августом, столкновение с папой и с английской церковью, навлекшее на короля отлучение от церкви, а на страну интердикт, разгром Иоанна и его союзников при Бувине в начале 1214 г. – вот главные причины и поводы, заставившие баронов взяться за оружие и привлекшие на их сторону церковь и городское население. Попытки короля разъединить союзников не имели успеха, и ему пришлось капитулировать и, видя, что силы его врагов превосходят силы его приверженцев, подписать 16 июня 1216 г. Великую хартию.
Несомненно, первое место среди шестидесяти трех параграфов Великой хартии занимают статьи, обеспечивающие феодальные интересы поднявших восстание, организовавших его и руководивших им баронов, а также интересы английской церкви. Чисто феодальный характер имеют даже такие статьи, как 12-я и 14-я, имея в виду поставить границы произволу короля в обложении баронов короля, его непосредственных держателей, щитовыми деньгами (scutagia) и феодальными пособиями (auxilia), которые не должны взиматься королем иначе, как с согласия общего совета королевства («nisi per commune соnsilium regni nostri»), за исключением трех феодальных случаев (плена короля, возведения в рыцари его старшего сына и выдачи замуж первым браком его старшей дочери), а этот общий совет королевства должен состоять из архиепископов, епископов, аббатов и старших баронов (majores barones), получающих личные приглашения от короля, и из остальных непосредственных держателей короля (tenentes in capite), которые должны получать приглашения через шерифов графств. Имел в виду прежде всего интересы феодальных баронов и знаменитый 39-й параграф хартии, обеспечивавший свободу от произвола властей всякого «свободного человека» (liber homo) и гарантирующий ему в случае совершенного им правонарушения законный приговор его пэров по закону страны. Обеспечивая широким массам обыкновенных свободных людей все блага нового королевского суда, организованного правительством Генриха II с разъездными судьями и с присяжными, бароны требуют для себя феодального суда пэров. Но этим они не ограничиваются и в параграфе 34-м требуют отмены еще с эпохи завоевания существовавшего и принадлежавшего королю права правомерного вторжения в юрисдикцию феодальных курий приказом, носившим название Praecipe (breve quod dicitur Praecipe), послужившим точкой отправления для широкого развития юрисдикции Королевской курии при Генрихе II. Анализ Великой Хартии делает ясным и то, что она давала и другим, не феодальным элементам английского общества, в какой форме и в какой мере обеспечивала и их интересы. Являясь прежде всего феодальным документом, феодальным договором баронов с королем, обеспечивавшим прежде всего их феодальные интересы, их феодальные права и вольности, Великая Хартия должна была в той или иной мере обеспечивать интересы и права и тех слоев английского общества, которых бароны имели в виду привлечь и привлекли на свою, сторону в борьбе с королем за свои права и вольности.
Чисто феодальный характер имела и та организация, которая должна была обеспечить неприкосновенность прав, гарантируемых хартией. Мы имеем в виду комитет из двадцати пяти баронов, предусматриваемый 61-м параграфом хартии и обеспечивающий за ним право в случае нарушения королем или его агентами постановлений хартии поднимать против короля «общину всей земли» (communam totius terrae). Тем не менее, несмотря на свой так резко выраженный характер прежде всего феодального документа, Великая хартия явилась важным фактором дальнейшего политического развития английского общества в качестве широкой и вполне реальной программы, в которую жизнь вкладывала все более и более новое содержание.
Баронские статьи (Capitula queBarones petunt et dominus Rex concedit), приведенные ниже, представляют собой первоначальную редакцию Великой Хартии, представленную баронами Иоанну Безземельному и подписанную им немедленно после капитуляции и до выработки окончательной редакции хартии королем и уполномоченными баронов. Их очень интересно сравнить с параграфами самой хартии. Так называемая «Неизвестная хартия вольностей» Иоанна по-видимому является составленным кем-то для французского короля кратким изложением содержания Великой Хартии, заслуживающим полного внимания, весьма ценным для понимания хартии.
VII
Более чем пятидесятилетнее (1216-1272 гг.) царствование сына Иоанна Безземельного, короля Генриха III, совершенно неспособного к управлению государством, человека ничтожного во всех отношениях, слабого, безвольного, но с широкими замашками самодержца самого худшего сорта, оставило глубокий след в истории политического развития Англии. Это была эпоха ожесточенной борьбы английского общества за правовой порядок, который не мог быть обеспечен одним фактом приобретения Великой хартии вольностей. Нужно было сделать незыблемыми формулированные ею нормы, создать такие органы в государственном строе, которые ставили бы в твердые рамки верховную власть и не давали бы ей возможности безнаказанно выходить за их пределы. Английское общество усиленно стремилось создать такие рамки, и после ряда опытов, проделанных им в раскаленной атмосфере междоусобной распри, ему удалось заложить основы нового государственного порядка, ввести политическую жизнь страны в формы парламентского режима.
Борьба английского общества с королевским произволом при Генрихе III на первых порах приняла резко выраженную национальную окраску. В Англию нахлынули толпы иноземцев разных национальностей, которых привели с собой многочисленные континентальные родственники короля и королевы. Как королевские родственники, так и прибывшие в их свите толпы главным образом французских авантюристов заняли самые видные и самые доходные места в светской и духовной администрации и совершенно пренебрегали писанными и неписанными законами страны, нередко откровенно заявляя, что в Англии единственный источник всякого права и закона – это власть короля. Окружив себя подобными советниками и сотрудниками, Генрих подвергал величайшей опасности все, что давала обществу Великая Хартия Вольностей, а вытеснение природных англичан этими жадными, ничем не брезгавшими для своего обогащения, безмерно наглыми авантюристами наносило глубокую обиду национальному достоинству англичан, и они чувствовали себя дома точно под игом завоевателей.
Едва ли не в большей еще мере оскорбляло национальное чувство англичан совершенно беззастенчивое хозяйничанье в стране римского первосвященника. Иоанн Безземельный, помирившись с папой, отдал свое королевство римскому престолу и получил его обратно уже в качестве лена с обязательством платить папе ежегодно подать, принес ему в качестве его вассала клятву верности и феодальную присягу. Генрих III вел себя в отношении к папе, как послушный и всегда готовый к его услугам его духовный сын и вассал, предоставляя ему полную возможность замещать своими кандидатами огромное количество доходных мест в церковном управлении и облагать как английскую церковь, так и мирян самыми разнообразными и всякую меру превышающими налогами и в своих собственных, чисто светских интересах вовлекать его в самые рискованные и крайне губительные для национальных интересов Англии международные авантюры. Тесная связь с папой была выгодна самому королю, давая ему возможность в своих требованиях и вымогательствах прикрываться именем папы, который посылал в таких случаях приказы как английскому духовенству, так и светским баронам.
Английское общество выражало свое острое недовольство в общем ропоте и в спорадических и разрозненных протестах против того или иного требования короля или папы, раздававшихся иногда в церковных собраниях и в Великом совете королевства. Но пришло время и для организованного протеста, вылившегося затем в форму широкого общественного движения, и, как это было и в начале столетия, подняли его и стали во главе его бароны, имея на своей стороне полное и горячее сочувствие всего народа. Уже в 1246 г. в ответ на предъявленное папой Иннокентием IV английской церкви требование дать ему огромную сумму денег бароны после роспуска заседавшего в Лондоне Великого совета отправили ему весьма энергичную отповедь, сопровождавшуюся угрозой, что, «если эти бедствия не будут как можно скорее исправлены вами, есть много оснований опасаться, что и церкви римской и королю будет грозить такая беда, что нелегко будет помочь им». Отповедь эта не произвела на папу должного действия. Он по-прежнему продолжал смотреть на Англию, как на свое богатое поместье, как на «поистине неиссякаемый источник», назидательно прибавляя: «Но кому много дано, с того много и взыщется». Но и король не отставал от него, угнетая английскую церковь бесконечными поборами и вымогательствами, попирая и Великую Хартию и другие грамоты, гарантировавшие права и привилегии, даваемые ею, постоянно злоупотребляя своим правом замещения вакансий епископов и аббатов, подолгу не замещая их, чтобы подольше удерживать в своих руках принадлежащие епископским кафедрам и аббатствам поместья и извлекать из них что только можно было, доводя до полного разорения их землю и их крестьян и приводя в полный упадок их хозяйство. Английская церковь представила королю длинную петицию, в которой перечислила притеснения и обиды, чинимые ей королем, и требовала реформ. Но это уже было начало общего кризиса, который и разразился в 1258 г., когда в созванном в Лондоне Великом совете (теперь уже носившем название парламента, parliamentum) король от имени папы потребовал не больше и не меньше как третью часть всей собственности в Англии, как движимой, так и недвижимой, по обязательству, данному королем папе, в уплату, за сицилийскую корону, предложенную папой младшему сыну короля, но еще находившуюся в руках Гогенштауфенов, с которыми папа вел упорную и беспощадную борьбу. Это требование короля, от которого, по словам современника, у всех присутствовавших в ушах зазвенело, вызвало целую бурю негодования, жалоб и упреков по адресу короля, его иноземных родственников и других прибывших с ними авантюристов, над которыми собрание требовало немедленного суда. Исключительно дурное управление короля требует и исключительных мер – был общий приговор собрания.
Через несколько дней (30 апреля 1258 г.) бароны в полных воинских доспехах явились к королю в Уэстминстер и предъявили ему свой ультиматум, заключавшийся в требовании изгнания «гнусных и нетерпимых выходцев из Пуату, равно как и всех других иностранцев», и избрания комитета двадцати четырех епископов, графов и баронов для проведения необходимых реформ. 2 мая король издал две прокламации, в которых объявил о своем и своего сына Эдуарда согласии на реформы и на избрание комитета двадцати четырех, обязывался нерушимо соблюдать все, что они постановят, и от всех требовал такого же соблюдения, обещал созвать следующий парламент через месяц после троицына дня в Оксфорде.
В течение остававшихся до созыва парламента пяти недель бароны и прелаты усиленно организовывали свои силы. Главные среди баронов – Симон де Монфор граф Лестерский, графы Глостерский, Герефордский – и многие другие представители знати торжественно заключили между собой союз ввиду всяких неожиданностей со стороны короля и иноземных авантюристов. Они выработали и составили петицию с подробным перечислением злоупотреблений, требовавших немедленных мероприятий со стороны комиссий реформ. Собранное архиепископом кентерберийским в Мертоне духовенство с своей стороны приняло постановление о требованием реформ.
11 июня (1258 г.) бароны и прелаты съехались в Оксфорде. Бароны явились в полном вооружении и привели с собой большие отряды зависимых от них вооруженных людей. Было сделано распоряжение бдительно охранять морские порты. Прежде всего королю была представлена выработанная баронами петиция, детально перечислявшая непорядки и злоупотребления властью со стороны короля и его агентов и требовавшая реформ. После рассмотрения этой петиции, сопровождавшегося весьма бурными сценами, был выбран комитет двадцати четырех, который и приступил немедленно к делу реформ и прежде всего составил новую конституцию, ограничивавшую власть короля постоянным советом пятнадцати (избираемым комитетом двадцати четырех) и собиравшимся обыкновенно три раза в год парламентом, состоявшим из пятнадцати членов постоянного совета и двадцати выборных, выбранных для этого баронами. Был избран и еще другой комитет двадцати четырех чисто временного характера для решения вопроса о субсидии, которую просил у парламента король, чтобы рассчитаться с папой за сицилийскую корону. Новая конституция и другие реформы, проведенные на этом оксфордском, иначе бешеном, парламенте, составляют главное содержание изданных им Оксфордских провизий. В заключение была подтверждена королем Великая хартия вольностей. 18 октября король и его сын Эдуард прокламациями, оповестили о своем согласии на Оксфордские провизии, причем королевская прокламация была составлена на трех языках: латинском, французском и английском. Изгнав иностранных авантюристов и ограничив власть короля, новое правительство благодаря разногласиям в своей среде медлило с проведением принятых в оксфордском парламенте преобразований во внутреннем управлении и в судебном деле. В связи с этим был издан 28 марта 1259 г. королевский ордонанс, в котором доводилось до сведения общества, что члены королевского совета (совета пятнадцати) и двадцать выборных, избранных для присутствия в парламенте, берут на себя те же обязательства в отношении к своим вассалам, какие взял на себя король в отношении к собственным вассалам. Через несколько месяцев после этого, когда в Уэстминстере заседал октябрьский парламент, «община бакалавров Англии» (communitas bacheleriae Angliae), как выражается современный хроникер, который разумел под этим, надо думать, простое рыцарство в отличие от баронов, средних землевладельцев в отличие от крупных, «заявила сеньору Эдуарду, сыну короля, графу Глостерскому, и другим, присягавшим от совета, избранного в Оксфорде, что государь король целиком выполнил все, что постановили и потребовали от него бароны, а между тем сами бароны ничего не сделали для пользы государства, как обещали, и имеют в виду только собственную выгоду и всевозможный ущерб королю, и что если это не изменится к лучшему, то пусть реформы производятся иным порядком». Тогда «бароны, видя, что лучше будет, если они сами выполнят свои обещания, а не кто-либо иной, опубликовали свои постановления». Это были так называемые Уэстминстерские Провизии (1259 г.), тесно примыкающие к Оксфордским провизиям и трактующие главным образом о злоупотреблениях в феодальных и в общегосударственных судах и о мерах, которые нужно принять против них, а также о мерах для ограждения интересов второстепенных держателей от произвола феодалов и их арендаторов.
Мириться с положением, созданным бешеным парламентом 1258 г. и его конституцией, король и его приверженцы не желали.
В 1262 г. папа прислал королю разрешение от данной им в 1258 г. клятвы соблюдать Оксфордские провизии, а к лету 1263 г., получив от короля отказ подтвердить провизии, Симон де Монфор начал против короля военные действия. К концу года воюющие стороны согласились обратиться к третейскому суду французского короля Людовика IX Святого. Приговор Людовика, произнесенный им 23 января 1264 г. в Амьене, так называемая Амьенская Миза (theMise of Amiens), объявлял Оксфордские провизии и все основанные на них распоряжения, статуты и обязательства не имеющими силы и восстановлял порядок, какой существовал до 1258 г. Приговор этот не удовлетворил никого из тех, кто стоял на стороне Симона де Монфора, и война продолжалась. 17 мая 1264 г. произошла битва при Льюисе, в которой войска короля были разбиты, а сам король с наследником престола Эдуардом и главными своими приверженцами был взят в плен. Побежденные должны были подписать капитуляцию, так называемую Льюисскую Мизу, передававшую высшую власть в государстве комиссии трех третейских судей и возлагавшую на них обязанность реформировать управление в духе тут же намеченных общих принципов. Одним из третейских судей был Симон де Монфор, который и стал фактическим главой государства и немедленно же принялся за выработку новой конституции. Новая конституция (Форма управления государем королем и королевством, Forma regiminis domini regis et regni) была выработана созванным (в Лондоне 22 июня) Симоном де Монфором от имени короля парламентом, куда вместе с прелатами и магнатами королевства были приглашены по четыре рыцаря от каждого графства, избранные на собрании графства. В следующем, 1265, году Симон де Монфор созвал новый парламент для дальнейшего умиротворения страны и установления в ней порядка и пригласил для участия в нем кроме прелатов, магнатов и рыцарей от графств (по два от каждого графства) также и по два представителя от городов Иорка, Линкольна и «прочих городов Англии», а также от «баронов и уважаемых людей пяти портов». Роялистам удалось опять собрать и организовать свои силы. Во главе их стал наследный принц Эдуард, удачно бежавший из почетного плена, в котором он вместе с королем содержался со времени поражения при Льюисе. 4 августа произошла битва при Ивземе (Evesham), Симон де Монфор был убит и войско его было разбито наголову. Борьба продолжалась еще больше года, и только в октябре 1266 г. был заключен воюющими сторонами мир. Условия его дошли до нас в виде изданного королем 31 октября 1266 г. выработанного комиссией из четырех епископов и восьми баронов в парламенте в Кенилуорсе ордонанса, так называемого Кенилуорского Приговора (Dictum de Kenilwortn), и были предложены продолжавшим борьбу приверженцам Симона де Монфора. Ордонанс восстановлял короля во всей полноте его власти, ему возвращались все принадлежавшие короне владения и другие права, перешедшие во время бывшего в стране замешательства в другие руки, объявлялись недействительными все грамоты, обязательства и другие документы, изданные и выданные королем, сыном его Эдуардом и другими верными, равно как и акты и договоры о недвижимости, исходившие от самого Симона и его сообщников. Но в то же время ордонанс гарантирует соблюдение королем выданных им грамот и вольностей и объявляет, что и «английская церковь восстанавливается в своих вольностях». Почти все остальные параграфы ордонанса заняты условиями, на каких опять возвращаются под защиту закона приверженцы Симона де Монфора и им возвращаются конфискованные у них владения (так называемые «лишенные наследства»).
Борьба окончательно прекратилась к осени следующего (1267) года, и созванный в ноябре этого года в Марлборо парламент, куда были приглашены и рыцари от графств, подвел итоги всей эпохе ожесточенной борьбы. Он издал с некоторыми пропусками Уэстминстерские провизии, сделав таким образом законом королевства почти все то, о чем бароны подавали королю петицию в бешеном парламенте 1258 г.
В царствование сына Генриха III, короля Эдуарда I (1272-1307 гг.), верховной властью провозглашается принцип, что то, «что касается всех, должно быть всеми одобрено», и входит в обычай, чтобы для решения важнейших вопросов государственной жизни король созывал парламент и приглашал в него наряду с духовными и светскими магнатами также и представителей свободной массы в лице рыцарей от графств и представителей от городов. Понадобилась однако внушительная вооруженная демонстрация со стороны феодальных магнатов во главе с Рожером Биго (Bigod) графом Норфольским и маршалом Англии и Гэмфри Богэном (Bohun) графом Герефордским и коннетаблем Англии, чтобы окончательно упрочить положение парламента как верховного учреждения в государстве. Произошло это в 1297 г. Демонстрация оказалась очень организованной и очень внушительной, и Эдуард принужден был согласиться на Подтверждение Хартий (Confirmatio Cartarum) (5 ноября 1297 г.), т.е. Лесной хартии и Великой хартии с ее дополнительными статьями, которые были основаны на поданной в августе королю баронами петиции, представлявшей собой протест архиепископов, епископов, аббатов и приоров, графов и баронов и всей общины земли против «бедствий», на которые они указывали королю и которые заключались в угнетении их чрезмерными налогами, в нарушении Великой Хартии и несоблюдении Лесной Ассизы и Лесной Хартии. Документ этот дошел до нас в двух версиях, латинской и французской, существенно разнящихся между собой, из которых латинская версия по-видимому представляет собой сокращенную и несовершенную передачу французской, которая и была подлинным официальным документом, Первый параграф латинской версии, известной под названием Statutum de Tallagio non concedendo, передает в категорической форме основной смысл дополнений к Великой хартии, заявляя, что «никакой налог или пособие не будет впредь налагаться или взиматься в королевстве нашем нами или наследниками нашими без воли и общего согласия архиепископов, епископов и других прелатов, баронов, рыцарей, горожан и иных свободных людей в королевстве нашем».
Царствование Эдуарда I ознаменовано было целым рядом законодательных мероприятий, из которых одни подвели итоги всей законодательной работе английских королей, другие являлись крупными новыми шагами, сделанными английской государственностью все в том же указанном ей всей предшествующей историей направлении, с такой определенностью сказавшемся в деятельности правительства Генриха II. В этом отношении особенно показательны Глостерский статут1278 г., Statutum de Viris Religiosis г. и статут Quia Emptores г. Глостерский статут имел в виду улучшить местную юстицию путем урегулирования частных юрисдикций, юрисдикций феодальных курий. Статут Quia Emptores был тоже направлен против феодализма, против все больше развивавшегося среди вассалов, крупных баронов, процесса субинфеодации, неблагоприятно отражавшегося на их материальных интересах. Вассалы этих магнатов продавали свои держания или их части третьим лицам, вследствие чего эти последние становились их собственными вассалами и несли в их пользу все связанные с их держаниями повинности. Магнаты жаловались королю, что такой порядок отчуждений их вассалами своих держаний был для них, магнатов, убыточен, прямо разорителен, и по их настоянию король в уэстминстерском парламенте постановил, что всякий свободный человек свободно может продавать свое держание или часть его, но что купивший его должен держать его от того же главного лорда (сеньора), от которого держал его продавший его, и ему нести все следуемые с держания платежи и повинности. В конечном итоге статут этот много содействовал мобилизации феодальной собственности и в то же время умножению непосредственных держателей короны с переходом в королевскую руку в качестве выморочных ленов и иными путями крупных бараний.
Statutum de Viris Religiosis, иначе Статут о мертвой руке (Statute of Mortmain), боролся о серьезной опасностью, грозившей интересам государства благодаря тому, что церковь захватывала в свою мертвую руку (manus mortua) все в большем и большем количестве земельные богатства, принадлежавшие светским владельцам, которые благодаря этому освобождались от всех лежавших на них служб в ущерб интересам государства. Статут запрещает церкви приобретать землю в мертвую руку под страхом ее конфискации.
ВТОРАЯ, ИЛИ ОКСФОРДСКАЯ, ХАРТИЯ СТЕФАНА
(1136 г.)
Я, Стефан, божьей милостью, с согласия клира и народа в короли Англии избранный и Вильгельмом, кентерберийским архиепископом и святой римской церкви легатом, посвященный и Иннокентием, святого римского престола первосвященником, впоследствии утвержденный, из почтения и любви к богу соглашаюсь на то, чтобы святая церковь была свободна, и подтверждаю должное ей уважение. Обещаю, что в церкви и в делах церковных ничего не буду делать в духе симонии и не буду позволять это делать. Суд над церковными людьми и над всеми клириками и над их имуществом и власть и распределение церковных должностей повелеваю оставлять в руке епископов и подтверждаю. Постановляю и желаю, чтобы права церквей, привилегиями их подтвержденные, и обычаи их, как они были из старины, оставались неприкосновенными. Соглашаюсь на то, чтобы все владения церквей и держания, которые были у них в тот день, когда король Вильгельм, дед мой, был жив и мертв, без всяких притязаний на них с какой бы то ни было стороны были свободны и безусловны. Если же чего из владеемого ею раньше смерти этого короля каким-либо образом не оказывается и церковь потребует его теперь, я оставляю на свое благоусмотрение или возвратить или обсудить это дело. А то, что после этого короля было передано им щедротами королей или щедростью князей [и приобретено] у верных путем дарения, покупки или мены, утверждаю. Обещаю во всем соблюдать и по мере сил моих охранять мир и справедливость.
Заповедные королевские леса, которые Вильгельм, дед мой, и Вильгельм, дядя мой, объявили таковыми и владели, сохраню за собою. Все прочие, которые прибавил к ним король Генрих, полностью отдаю и уступаю церквам и королевству.
Если какой епископ или аббат или другая церковная персона перед смертью своею разумно распределит свое имущество или распорядится распределить, соглашаюсь на то, чтобы это оставалось в полной силе. Если же он будет внезапно захвачен смертью, то пусть оно будет распределено в интересах спасения его души по совету церкви. Когда же кафедры будут оставаться вакантными, без собственных пастырей, я буду передавать их и все их владения в руку и в опеку клирикам или уважаемым людям той же церкви, пока не будет согласно каноническим правилам поставлен пастырь.
Все поборы и несправедливости и незаконные судебные взыскания, введенные неправильно или шерифами или кем-либо другим, совершенно искореняю. Добрые законы и старинные справедливые обычаи в делах о тайных убийствах и в тяжбах и в других делах буду соблюдать и повелеваю и постановляю соблюдать. Это все жалую и подтверждаю, оставляя неприкосновенным королевское и справедливое достоинство мое.
Свидетельствуют это [следуют подписи]. В год от воплощения Господа MCXXXVI, а в год царствования моего первый.

Хартия Стефана

Рубрики

Последние поступления

Ссылки