Манифест подполковника Джона Лильберна и др.

ДЖОН ЛИЛЬБЕРН

Манифест подполковника Джона Лильберна, мистера Уильяма Уолвина, мистера Томаса Принса и мистера Ричарда Овертона, заключенных в лондонском Тоуэре, и других обычно (хотя и несправедливо) именуемых левеллерами, ставящий целью опровергнуть многочисленные клеветы, направленные против них для того, чтобы сделать их ненавистными для государства, и удовлетворить и заверить всех тех, к благу которых направлены все их предложения и желания и интересы которых являются конечной целью их общественных обязательств
14 апреля 1649 г.
Ни один человек не рождается исключительно для самого себя, но связан законами природы (касающимися всех), законами христианства (которыми мы обязаны подчиняться как христиане) и законами государств, и правительства, чтобы направлять наши усилия к увеличению общего счастья, касающегося одинаково как других, так и нас самих. Поэтому и мы (в меру разума, данного нам богом) старались, конечно, с недостатками, но с полной искренностью вывести из общественных бедствий такое сочетание свободы и блага для народа, которое хотя бы в какой-либо степени смогло возместить многие пережитые народом страдания…
…Поскольку на каждом лежит общественный долг беспокоиться за судьбу своей страны, особенно в тот момент, когда в ней устанавливается новый образ правления, а другие люди проявляют небрежность, то мы полагаем, что в этих условиях от нас требуется большая бдительность и внимание, которые если не приведут к тому хорошему устройству, какое должно было бы быть, все же не сделают новое правление таким дурным, каким оно могло бы быть, если бы мы занимались только своими частными делами и занятиями.
Хотя мы лично можем пострадать, все же нашим утешением будет то, что от этого несколько выиграет государство, и мы не сомневаемся, что когда-нибудь в свое время богу угодно будет разогнать тучи бесчестия и клеветы, нас окружающие, и он укрепит наши сердца и дух в общественном деле, так что все добрые люди в конце концов протянут нам руку дружбы и будут жалеть, что они так долго чуждались нас и так несправедливо о нас думали… Мы видим, что наши враги с великой страстностью распространяют о нас все, что только может нас дискредитировать в глазах других, а наше молчание лишь способствует усилению дурных слухов о нас. Всюду, где распространяются слухи и ведется пропаганда против нас (как среди тех, кто нас знает, так и среди тех, кто нас не знает), возникает подозрение, что в наших планах есть что-то большее по сравнению с тем, что мы открыто выражаем, и что в наших мыслях есть что-то опасное и им еще неизвестное. В то же время другие выражали недовольство и недоумение, что никто не знает, чего же мы собственно хотим и какие конечные цели мы ставим. Наконец, те, которые совсем не знают нас, распускают самые невероятные слухи, что будто мы хотим уравнять состояния всех людей, что мы не хотим иметь никаких сословий и званий между людьми, что мы будто не признаем никакого правления, а стремимся лишь к всеобщей анархии, что будто в действительности мы были агентами сначала короля, а потом королевы, что будто мы – атеисты, противники священного писания, иезуиты и т. д., что особенно ненавистно и пользуется дурной репутацией среди людей.
На все это можно бы не обращать внимания, помня, что таков удел всех добрых людей, если бы вред, получающийся от этого был только личным, но, поскольку цель этих слухов та, чтобы нанести вред республике, мы вынуждены открыть наше сердце и поведать всему миру наши сокровенные мысли, чтобы покончить со всей клеветой против нас и ясно изложить, каковы наши желания и к чему мы стремимся…
Во-первых, является настоятельно необходимым, чтобы мы высказались относительно уравнения, под которым обычно понимают выравнивание состояния отдельных людей и отмену права собственности и титула на то, что каждый человек имеет как свою собственность. Как прежде, мы уже высказались против таких взглядов, в частности, в нашей петиции 11 сентября [1648 г]., так и теперь мы объявляем, что всякая попытка в этом направлении была бы весьма вредной, если только на это не будет получено всеобщее согласие со стороны всех и каждого в народе. Точно так же мы никогда не считали, что это входит в компетенцию народного представительства, ибо хотя власть представительных учреждений верховна, тем не менее, она по своему характеру представительна и доверительна, а, следовательно, должна быть ограничена непосредственно или само собой подразумевающимися определенными частными случаями, что является залогом безопасности и свободы как народа, так и самого правительства… Мы объявляем, что у нас никогда не было в мыслях уравнять состояние людей и наивысшим нашим стремлением является такое положение республики, когда каждый с наивозможной обеспеченностью пользуется своей собственностью. Мы знаем очень хорошо, что во все века те люди, которые выступали на борьбу против тирании, против несправедливости и произвола страстей, всегда вынуждены были терпеть подобные клички, так как подобными инсинуациями и страхом мнимой опасности всегда старались удержать народ от добра. Как бы то ни было, мы должны, несмотря ни на что, выполнить свои обязанности…
Различия по рангу и достоинствам мы потому считаем нужными, что они возбуждают добродетель, а также необходимы для поддержания властей и правительств. Мы думаем, что они никогда не стремятся поддержать честолюбие или угнетение народа, а только сохраняют должное уважение и покорность в народе, что является необходимым условием для лучшего исполнения законов.
То, что мы стоим за правительство, а не за анархию, обнаруживается, как мы полагаем, всеми нашими действиями; цель наша – усовершенствовать правительство, а не разрушить его; нам известно, что порок и подкупность всегда свивали себе прочное гнездо в человеческих учреждениях, и хотя тирания и исключительно плоха, однако из двух крайностей анархия самая худшая. Из того факта, что мы серьезно боролись за установление хорошего правления, делают странный вывод, что будто мы не хотим иметь никакого правительства; это все равно, как если бы нас обвинили в том, что мы вырываем дерево с корнями, в то время как мы обрезаем сухие и лишние ветви и прививаем ветви лучшие…
На те низкие подозрения, выставляемые некоторыми, что будто мы являемся агентами короля и королевы, мы считаем достаточным сказать лишь следующее. Хотя мы не проявляли особого неистовства против личностей короля и королевы или их партии, стараясь скорее убедить их, чем уничтожить, однако мы твердо знаем, что самые принципы и идеи управления, наиболее враждебные прерогативе или интересу короля, возникли и исходят от нас; многие из этих принципов в настоящее время взяты и осуществлены на практике теми лицами, которые раньше были напуганы ими и весьма упорно боролись против них. Этого мы считаем достаточным… чтобы очистить нас от обвинения в связи с роялистской партией…
Что касается того, что будто мы иезуиты по организации или по принципам, как это часто говорят о нас… что касается иезуитских принципов, мы заявляем, что не знаем, каковы они; о иезуитах лишь всем известно, что они отличаются чрезвычайной хитростью и пользуются приемами чисто мирской политики, а потому самому совершенно отличны от наших, простота и очевидность которых проявляется во всех наших поступках.
Что же касается того, что нас объявляют атеистами и противниками священного писания (антискриптуаристами), мы заявляем, что верим в существование вечного и всемогущего бога, создателя и промыслителя всего на свете, воля и намерение которого, начертанные прежде всего в наших сердцах, а затем уже в его благословенном писании, должны направлять наши действия и поведение. Правда, мы не так строги в том, что касается формальной и обрядовой части служения богу; гот или иной способ или манера богослужения не кажутся нам ясно обоснованными и такими необходимыми, как на то претендуют служители бога и священники…
Если же выставляют причиной нашего недовольства настоящим положением вещей то, что нас предпочли на государственные должности и посты, связанные с выгодой и известностью, то на это мы заявляем, что, хотя и нет никаких оснований к тому, чтобы мы не имели на них таких же прав, как и другие… тем не менее, мы можем сказать о себе, что у нас нет такого стремления и жажды занять их, как у других: по крайней мере, и списках просителей мест очень немногих можно встретить из числа тех, которые считаются принадлежащими к нашей партии… Затем говорят, что будь мы у власти, мы сами стали бы вести себя как тираны; мы признаем, что факты нередко подтверждают это, и люди крайне меняются, став у власти; последнее обстоятельство делает нас недоверчивыми даже к самим себе и заставляет не доверять нашим собственным резолюциям, если в них будет что-нибудь, противоречащее нашим принципам, по как раз по этому самому мы и предлагаем установить такой порядок, который, сдерживая людей, не давал бы им возможности нарушать права отдельных лиц или вредить обществу, исключая крайнего случая или явной опасности. Мы можем ответить на этот упрек еще тем, что мы вовсе не стремимся к власти для себя самих, наши принципы и желания отнюдь не свидетельствуют о нашей заинтересованности; мы вовсе не думаем, что такой порядок можно осуществить, опираясь на силу или на принуждение, но только благодаря врожденному и убеждающему могуществу, присущему всякому добру и справедливости, которые прокладывают себе путь в сердцах и обеспечивают себе там прочное существование. Это лишь и помогает нам теперь, по существу совершенно беззащитным и испытавшим столько разочарований, продолжать быть настойчивыми в наших действиях и желаниях на благо народу…
Что касается недоумений, которые существуют у многих добрых людей, заявляющих, что им непонятно, какую цель преследуют наши предложения и что в них главное, – мы на это ответим, что они должны были бы получить некоторое общее представление о нас из того, что мы прежде, в разное время, предлагали. Но так как наши предложения до сих пор не получили такой формы, чтобы их можно было осуществить на практике, то мы теперь со всей тщательностью и умением, насколько бог наделил нас, перерабатываем их в программу, которую скоро представим на всеобщее рассмотрение и обсуждение, как знамя и окончательное выражение наших желаний, и которая должна быть подписана и представлена как договор всего народа. Мы думаем, что мы можем это сделать без нанесения ущерба и вреда властям, ибо мы не знаем ничего лучшего, и, действительно, нет никакого иного пути и средства, кроме «Народного соглашения», для того, чтобы уничтожить всякого рода разочарование и озлобление и поставить республику в наилучшие условия вечного мира и хорошего общественного устройства.
«Народное соглашение», представленное его превосходительством и офицерами армии почтенной палате общин, говорит во многих отношениях слишком кратко сравнительно с нашим проектом о том, что необходимо для блага республики и удовлетворения народа, особенно в том, что обеспечивало бы устранение известных и общепризнанных бедствий. Хотя «Народное соглашение» в такой форме имеет свои недостатки, все же, если бы оно было осуществлено, мы едва ли возражали бы против его проведения в жизнь, так как в нем заключаются многие важные вещи, полезные для республики. Но видя, что время, назначенное для его осуществления, истекло и что большинство народа не одобрило и не одобряет его по вышеуказанным мотивам, мы решили принять новое «Народное соглашение», включив в него такие изменения, какие считаем существенно необходимыми для благосостояния, обеспеченности и безопасности народа; кроме того, мы добавляем в него некоторые пункты об устранении тех тягот и нужд, которые могут быть уничтожены без какого-либо вреда для общего хода государственных дел.
И так как основной чертой нашего «Народного соглашения» является его происхождение от народа, то мы намеренно отказались от представления его парламенту. Мы считаем, что его следует спешно разослать для подписания всем народом, чтобы затем прямо промости его в жизнь, не прерывая, однако, деятельности настоящего парламента, пока не наступит время, установленное в «Народном соглашении», для созыва нового представительства. При такой непосредственной преемственности государственные дела не будут приостановлены или прерваны…
Итак, весь мир может ясно видеть, кто мы и к каким целям стремимся. Мы – простые люди и от всего сердца ненавидим всякие планы и затем, ведущие к дурным последствиям. Мир и свобода – вот наша цель, через войну мы ничего не достигли, и мы не хотим ее; мы еще до сих пор терпим рабство, но мы желаем, чтобы то, что прошло, было забыто, лишь бы только государство было реформировано в должное время. Этого мы желаем от всей души: мы не относимся с ненавистью к взглядам других и уважаем их, если они ведут к благу республики; это есть самая дорогая для нас истина.
Из Тоуэра 14 апреля 1649 г. Джон Лильберн, Уильям Уольвин, Томас Принс, Ричард Овертон.